Житие Марии Египетской, бывшей блудницы, честно подвизавшейся в Иорданской пустыне. Текст переведен по изданию: Patrologia graeca ed. е, t. 87, pars 3

Тайну цареву прилично хранить , а о делах Божиих объявлять похвально. Так сказал ангел Товиту после чудесного прозрения очей его и после перенесенных им тягот, от которых Товит по своему благочестию был потом избавлен. Ибо разгласить цареву тайну опасно и губительно, умалчивать же о пречудных делах Божиих вредит душу. Потому, страшась умолчать о божественном и опасаясь участи раба, который, получив от владыки своего талант, зарыл его в землю и данное ему для пользования спрятал, не истратив, я не утаю дошедшего до меня священного предания. Да уверует всякий в слово мое, передающее то, что мне довелось услышать, да не подумает он, поразившись величием случившегося, будто я что-нибудь приукрашиваю. Да не уклонюсь я от истины и да не искажу ее в слове своем, где упомянут Бог. Не пристало, думаю я, умалять величие воплощенного Бога Слова, соблазняясь об истинности передаваемых о нем преданий. К людям же, которые будут читать эту мою запись и, поразившись предивному, что в ней запечатлено, не захотят ему поверить, пусть милостив будет Господь, ибо, отправляясь от несовершенства естества человеческого, они считают невероятным все, что выше людского понимания. Далее я перейду к своему повествованию о том, что случилось во времена наши и о чем поведал святой муж, привыкший с самого детства говорить и совершать угодное Богу. Пусть же не соблазнит неверного заблуждение, будто в наши дни не случается столь великих чудес. Ибо благодать Господня, из поколения в поколение нисходящая на святые души, приготовляет, по слову Соломона, друзей Господа и пророков . Однако пора приступить к благочестивому этому повествованию.

В палестинских монастырях подвизался некий муж, равно украшенный делом и словом, который чуть что не с пелен был взрощен в монастырском обычае и трудах. Старец этот звался Зосима. Пусть никто на основании его имени не подумает, что я говорю о том Зосиме, который был обвинен в ереси. Этот и тот - разные люди и весьма отличны один от другого, хотя оба носят одинаковое имя. Этот искони православный Зосима жил в каком-то из древних монастырей, проходя поприще подвижничества. Он укрепил себя во всяческом смирении, соблюдал всякое правило, поставленное в этой школе подвига ее наставниками, а многое сам добровольно назначал себе, стремясь подчинить плоть духу. И старец достиг избранной цели, ибо столь прославился как муж духовный, что из ближайших, а нередко и из дальних монастырей постоянно приходило к нему множество братьев, чтобы его наставлением укрепиться для подвига. И хотя он предан был деятельной добродетели, всегда размышлял над словом Божиим, и ложась в постель свою, и вставая ото сна, и занятый рукоделием, и когда случалось ему вкушать от пищи. Если же тебе угодно знать, каким брашном он насыщался, то скажу тебе, что постоянным псалмопением и раздумиями над Священным писанием. Рассказывают, что нередко старец удостаивался божественных видений, ибо получал озарение свыше. Как сказал Господь: "Кто не оскверняет плоть и всегда трезвится, 6 бодрствующим оком души видит божественные видения и получает в награду блага вечные".

Зосима говорил, что еще малым дитятей отдан был в этот монастырь и до своего 53-го года проходил там поприще подвижничества, а потом смутился мыслью, что по совершенству своему во всем не нуждается более в наставничестве. Так, по словам его, он рассуждал в своей душе: "Есть разве на земле монах, который мог бы преподать мне что-нибудь или был бы в состоянии наставлять меня в подвиге, какого я не ведаю и в каковом не упражнялся? Разве сыщется кто среди пустынножителей болий меня деятельной жизнью или созерцательной?". Однажды старцу предстает некий муж и говорит ему: "Зосима, ты славно, и, насколько это в силах человеческих, подвизался, и славно прошел монашеское поприще. Однако никто не достигает совершенства и ожидающий его подвиг труднее уже совершенного, хотя человек этого и не ведает. Чтобы ты узнал, сколько есть еще других дорог ко спасению, уйди из родной земли и из дома отца твоего, подобно тому славному праотцу Аврааму , и ступай в монастырь вблизи реки Иордана". Тотчас старец, согласно этому велению, покидает обитель, в которой он с младенческих лет жил, приближается к святейшей среди рек, Иордану, и, путеводимый тем же ранее представшим ему мужем, находит монастырь, который предуставил ему для жительства Бог. Постучав в двери, он видит привратника, который сообщает о его приходе игумену. Тот, приняв старца и увидев, что он со смирением по монашескому обычаю творит поклон и просит за него помолиться, спрашивает: "Откуда и зачем ты пришел, брат, к этим смиренным старцам?". Зосима отвечает: "Откуда я пришел, незачем говорить, пришел же я, отец, ради назидания духовного, ибо слышал о вашем славном и достохвальном житии, могущем духовно приблизить ко Христу, Богу нашему". Игумен сказал ему: "Единый Бог, брат мой, врачует слабость человеческую, и он обнаружит тебе и нам Божественную Свою волю и наставит тому, как надобно поступать. Человек же не может наставить человека, если тот сам не будет постоянно ревновать о духовной пользе и рассудительно стремиться совершать должное, надеясь в этом на помощь Божию. Однако, если любовь к Богу подвигла тебя, как ты говоришь, прийти к нам, смиренным старцам, оставайся здесь, раз ты для этого пришел, и добрый пастырь, отдавший душу свою во искупление наше и по имени зовущий своих овец, 8 напитает всех нас благодатью Святого Духа". Когда он кончил, Зосима снова склонился перед ним и, попросив игумена помолиться за него и сказав "аминь", остался в том монастыре. Он увидел, как старцы, преславные своей деятельной жизнью и созерцанием, служат Богу: псалмопение в монастыре никогда не смолкало и длилось всенощно, в руках монахов всегда была какая-нибудь работа, а на устах псалмы, никто не произносил праздного слова, заботы о преходящем не тревожили, годовые прибытки и попечение о житейских печалях даже по имени не были известны в обители. Единственным стремлением у всех было, чтобы каждый был мертв телесно, ибо умер и перестал существовать для мира и всего мирского. Всегдашним брашном были там боговдохновенные слова, тело же монахи поддерживали только самым необходимым, хлебом и водой, ибо каждый горел любовью к Богу. Зосима, увидев их житие, ревновал об еще большем подвиге, принимая все более тяжелые труды, и нашел сподвижников, прилежно трудившихся в вертограде Господнем. Прошло довольно дней, и настало время, когда христиане наблюдают Великий пост, приготовляясь почтить страсти Господни и Воскресение. Монастырские ворота более не отворялись и постоянно были на запоре, чтобы монахи без помех могли свершать свой подвиг. Отмыкать ворота запрещалось, кроме тех редких случаев, когда сторонний монах приходил за каким-нибудь делом. Ведь место то было пустынное, недоступное и почти не известное соседним монахам. В монастыре исстари соблюдалось правило, из-за которого, я полагаю, Бог привел Зосиму сюда. Что это за правило и как оно соблюдалось, я сейчас скажу. В воскресенье перед началом первой седмицы поста по обычаю преподавалось причастие, и всякий приобщался чистых тех и животворящих тайн и, как это принято, вкушал немного от еды; все затем вновь собирались в храме, и после долгой молитвы, творимой коленопреклоненно, старцы давали друг другу целование, каждый из них с поклоном подходил к игумену, прося его благословения на предстоящий подвиг. По окончании этих обрядов монахи отворяли ворота, согласным хором пели псалом: "Господь свет мой и спасение мое 9: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?" - и все выходили из обители, оставляя там кого-нибудь не за тем, чтобы сторожить их добро (ибо у них не было ничего, что могло бы привлечь воров), но дабы не оставлять церковь без присмотра. Каждый запасался чем мог и чем хотел из съестного: один брал сколько ему требовалось хлеба, другой - сушеные фиги, третий - финики, четвертый - моченые бобы; некоторые не брали с собой ничего, кроме рубища, прикрывавшего их тело, и насыщались, когда испытывали голод, растущими в пустыне травами. Правилом и непреложно наблюдаемым законом у них было, чтобы один монах не знал, как подвизается другой и чем занят. Едва перейдя Иордан, все далеко отходили друг от друга, разбредались по всей пустыне, и один не приближался к другому. Если же кто издали замечал, что какой-нибудь брат идет в его сторону, не медля уклонялся с дороги, и шел в другом направлении, и пребывал наедине с Богом, непрестанно распевая псалмы и питаясь тем, что оказывалось под рукой. Так монахи проводили все дни поста и возвращались в монастырь в воскресенье, предшествующее животворящему восстанию Спасителя из мертвых, чтобы торжествовать предпразднество по чину церкви с ваями . Каждый приходил в монастырь с плодами своих трудов, зная, какой его подвиг и какие семена он взрастил, и один не спрашивал другого, как тот проходил назначенное себе состязание. Таково было это монастырское правило, и так оно во благо свершалось. Ведь в пустыне, имея судьей единственно Бога, человек состязается с самим собой не ради угождения людям и не для того, чтобы выставить свою стойкость напоказ. Свершаемое же ради людей и им в угоду, не то что без пользы для подвизающегося, а служит для него причиной великого зла.

И вот Зосима, по положенному в этом монастыре правилу, с малым запасом необходимого для телесных нужд пропитания и в одном рубище перешел Иордан. Следуя этому правилу, он шел по пустыне и ел, когда его побуждал к тому голод. Ночью там, где его застигала темнота, он прямо на земле вкушал краткий сон, а на рассвете снова продолжал путь и всегда шел в одном направлении. Ему хотелось, как он говорил, дойти до внутренней пустыни (текст испорчен – прим. пер.), где он надеялся встретить кого-нибудь из живущих там отцов, который мог бы духовно просветить его. Зосима шел быстро, словно спеша к какому-то славному и знаменитому прибежищу. Он шел так 20 дней и однажды около шестого часа решил на малое время остановиться и, взглянув на восток, сотворил обычную молитву.

Большей частью он в определенные часы дня останавливался на краткий отдых, творил песнопения и, преклонив колена, молился. Тут во время молитвы, когда глаза его были возведены к небу, справа от места, где он стоял, Зосима увидел как бы человеческую тень. Он задрожал от ужаса, думая, что это диавольское наваждение. Оградив себя крестным знамением, ибо в это время кончил молитву, и стряхнув страх, Зосима оборотился и увидел, что подлинно кто-то идет в сторону полдня, Человек был наг, темен кожей, как те, кого опалил солнечный жар, волосы же имел белые, как руно, и короткие, так что они едва достигали шеи. Зосима, увидев идущего и словно впав от радости в восторг, исполненный ликования из-за удивительного зрелища, бросился бежать в ту сторону, куда поспешал представший ему муж. Старец возвеселился неизреченным веселием, ибо не видел во все те дни ни людского облика, ни следов или признаков зверя или птицы и жаждал узнать, что это за человек и откуда, надеясь стать свидетелем и очевидцем преславных дел. Когда этот путник понял, что издали за ним следует Зосима, он бросился бежать вглубь пустыни. Зосима же, как бы забыв о своей старости и презрев тяготы пути, решил его настигнуть. Он преследовал, а муж тот усиливался уходить. Но Зосима бежал быстрее и вскоре приблизился к убегающему. Когда же настолько близко подошел, что можно было расслышать голос, Зосима стал кричать и так со слезами говорил: "Зачем бежишь меня, грешного старца? Раб Божий, подожди, кто бы ты ни был, ради Бога, по любви к которому ты поселился в этой пустыне. Подожди меня, немощного и недостойного, ради надежды своей на награду за подъятый тобою труд. Остановись, удостой старца своей молитвы и благословения ради Бога, не отторгающего ни единого человека". Пока Зосима все это со слезами говорил, оба они оказались как бы в ложе, изрытом речным потоком. Я не думаю, что когда-нибудь там протекала река (ибо как это могло быть в пустыне?), но место было тем не менее таково на вид.

И вот, когда они достигли этой впадины, беглец сошел в нее и вышел на другой ее край, а Зосима, утомившись и не в силах далее бежать, стоял на этом, непрестанно плача и стеная, так что при близости расстояния тому можно было расслышать. Тогда муж тот сказал: "Авва Зосима, прости меня ради Бога, но нельзя мне оборотиться и показаться тебе на глаза, ибо я женщина и совсем нага, как ты видишь, и срам моего тела ничем не прикрыт. Но если тебе угодно исполнить просьбу грешницы, дай свое рубище, чтобы мне скрыть то, что выдает во мне женщину, и я повернусь к тебе и приму твое благословение". Ужас и восторг, как он передавал, овладели Зосимой, когда он услышал, что женщина назвала его по имени, Зосимой. Ибо, как муж острого ума, умудренный в вещах божественных, старец понял, что она не могла бы назвать по имени человека, которого никогда прежде не видела и о ком никогда не слышала, не будучи отмечена благодатью предзнания. Тотчас Зосима исполнил то, о чем женщина его просила, и разорвал ветхий свой гиматий, и, повернувшись к ней спиной, бросил половину ей. Женщина, прикрыв то, что прежде всего следовало закрыть, поворачивается к Зосиме и говорит ему: "Зачем тебе, авва Зосима, угодно было видеть грешницу? Что ты хотел узнать или увидеть, не убоявшись подъять такой труд?". Он, склонив колени, по обычаю попросил благословения, а она, припав к его ногам, просила о том же. Оба они простерты были на земле, и каждый просил благословить его, и оба говорили только: "Благослови". По прошествии достаточного времени женщина сказала Зосиме: "Авва Зосима, тебе приличнее благословить меня и за меня помолиться, ибо ты почтен пресвитерским саном , уже много лет предстоишь святому престолу и преподаешь святые дары". Это повергло Зосиму в еще сильнейший страх и смятение. Задрожав, старец покрылся испариной и стал плакать, и голос его от стенаний пресекся, и он сказал, прерывисто и часто дыша: "Все обнаруживает, духовная матерь, что ты удалилась к Богу и умерла для мира. Дарованная тебе благодать угадывается из того, что ты, никогда меня не видев, назвала имя мое и сан. Но, так как благодать измеряется не саном, а достоинствами, ради Бога, благослови меня и помолись за меня, ибо я нуждаюсь в твоей помощи".

Тогда, уступив настояниям старца, женщина говорит: "Благословен Господь , хотящий спасения душам человеческим и пекущийся о телах наших". Когда Зосима сказал "аминь", оба они поднялись с колен. Женщина говорит старцу: "Зачем ты пришел ко мне, грешной, человече? Зачем пожелал увидеть женщину, не имеющую нисколько добродетели? Если благодать Святого Духа путеводила тебя ради того, чтобы со временем ты послужил мне, скажи, каковы теперь судьбы христианского рода? Как императоры ? Как устрояются дела церковные?". Зосима говорит ей: "Коротко сказать, по твоим, мать, святым о нас молитвам, Христос даровал всем прочный мир. Но прими недостойную мольбу старца и помолись обо всем мире и обо мне, грешном, чтоб не бесплодно было мое долгое странствие по этой пустыне". Женщина ответила ему: "Тебе, авва Зосима, имеющему священнический сан, скорее надлежит, как я уже сказала, молиться обо мне и обо всех, ибо для этого он тебе дан, но, так как должно соблюдать послушание, я с охотой подчиняюсь твоему велению". С этими словами она обращается к востоку и, возведя к небу глаза и воздев руки, начинает шептать молитву. Голоса не было ясно слышно, потому Зосима не мог разобрать слов молитвы. Стоя на коленях, как он рассказывал, объятый дрожью, он молчал. Зосима, свидетельствуясь Богом, утверждал, что, видя, как долго женщина та молится, он немного приподнялся и, взглянув, узрел, что она творит молитву, возвысившись чуть не на локоть от земли и застыв в воздухе. Тут его одержал еще больший страх, и в великом смятении он не смел ничего сказать, только в душе своей многажды повторял: "Господи, помилуй". Простертый на земле, старец стал тогда соблазняться в уме своем, не дух ли это злобный и не притворна ли молитва его? Женщина облегчила душу Зосимы, повернувшись и сказав: "Почему, авва, мысли твои смущают тебя и ты соблазняешься обо мне, что я дух и молитва моя притворна? Верь, человече, что я, грешница, оборонена, однако, святым крещением; не дух я, а персть земная и прах, всецело плоть, чуждая духа". При этом она осеняет крестным знамением лоб, глаза, губы и грудь, говоря так: "Господь, авва Зосима, да избавит нас от лукавого и от его козней, ибо необорима Господня сила". Увидев и услышав такое, старец пал на землю и со слезами обнял стопы ее, говоря: "Заклинаю тебя именем Господа Иисуса Христа, рожденного девой, из любви к Кому ты облеклась этой наготой и так изнурила свою плоть, не утаи от раба своего, кто ты, откуда, когда и каким образом пришла в эту пустыню. Не утаи от меня свою жизнь и поведай все, чтобы открылось величие Господне, как гласят слова: „Сокрытая мудрость и сокровище невидимое - какая в них польза?" . Поведай мне все, ради Бога, ибо будешь говорить не для тщеславия и похвальбы, а в назидание мне, грешному и недостойному. Ибо я верую Богу, ради коего ты живешь и подвизаешься, и в эту пустыню путеводительствован был того ради, чтобы Господь открыл мне твои подвиги. Не в нашей власти противоборствовать приговорам Божиим. Не будь угодно Христу, Богу нашему, чтобы открылся подвиг твой, он не попустил бы, чтобы кто-нибудь узрел тебя, и не укрепил меня, кому не дозволено было покидать свою обитель на свершение столь дальнего пути". Когда авва Зосима сказал это и многое другое, женщина возвеселила дух его словами: "Я совещусь, авва, поведать тебе о сраме дел моих, прости мне, ради Бога. Но, так как ты зрел нагое мое тело, я обнажу перед тобой и деяния мои, дабы ты узнал, какого позора и нечестия исполнена моя душа. Не из боязни, как тебе мнилось, согрешить тщеславием не хотела я, подлинно сосуд диавола, поведать о себе: я знала, что, начни я повествовать о своей жизни, ты бежал бы меня, как бегут змеи, не в силах внимать мерзости, которую я творила. Однако поведаю, ни о чем не умолчав, но об одном прошу - не ослабевай в молитве за меня, чтобы Господь смилостивился надо мной в час Своего суда" . Старец не переставая плакал, а женщина начала рассказывать свою жизнь, сказав: "Родом, я, брат мой, из Египта. При жизни родителей я в двенадцать лет, презрев любовь к ним, ушла в Александрию. Когда я потеряла чистоту и сколь неудержимо и жадно влеклась к мужчинам, я совещусь даже вспоминать, ибо стыд теперь не позволяет мне говорить. Коротко скажу, чтобы ты узнал, как похотлива я была и как падка до наслажденья: 17 лет, да простишь ты мне это, я торговала собой и, клянусь, не ради корысти, ибо часто отказывалась, когда мне предлагали плату. Поступала я так, безвозмездно совершая то, чего мне хотелось, чтобы привлечь к себе большее число желающих. Не думай, что я не брала денег, потому что была богата: мне приходилось просить подаяние или прясть, но я была одержима ненасытной и неудержимой страстью пятнать себя грязью. Это была моя жизнь: я почитала жизнью постоянное поругание своего тела. Проводя так дни свои, однажды летом я замечаю большую толпу мужчин, ливийцев и египтян, спешащих к морю, и спрашиваю одного из прохожих: „Куда торопятся эти люди?". Он ответил, говоря: „В Иерусалим на праздник Честного Воздвижения Креста, который наступает через несколько дней". Я сказала ему: „А возьмут они с собой меня, если я захочу плыть с ними?". Он мне: „Если у тебя есть деньги на проезд и на пропитание, никто тебе не помешает". Я ответила ему: „Правду сказать, брат, у меня нет ни на проезд, ни на пропитание. Все же я пойду с ними на нанятый ими корабль, и, угодно им это или не угодно, они должны будут меня кормить, ибо за проезд я заплачу своим телом". Мне хотелось отправиться с ними (прости мне, авва), чтобы иметь много любовников к услугам своей похоти. Я предупредила тебя, авва Зосима, чтобы ты не заставлял меня рассказывать о своем распутстве, ибо мне страшно, видит Бог, сквернить словами тебя и самый этот воздух". А Зосима, окропляя слезами землю, отвечал ей: "Говори, Бога ради, матерь моя, говори и не утаивай ничего, что составляет назидательную твою повесть". Она, продолжая начатый рассказ, говорит: "Тот юноша, услышав мои бесстыдные слова, со смехом пошел прочь. А я бросила свое веретено (иногда я носила его с собой) и побежала к морю вслед за бегущей туда толпой, повстречавшейся мне. Заметив на берегу каких-то юношей, около десяти или более человек, крепких телом и стремительных в движениях, показавшихся мне подходящими для того, к чему я стремилась (юноши, видимо, помогали своим спутникам подняться на корабль, ибо некоторые пришедшие раньше уже заняли свои места) по великому своему бесстыдству, я вмешалась в их толпу и сказала: „Возьмите меня с собой, я буду вам не без пользы". Добавив еще более непристойные слова, я всех заставила рассмеяться. Юноши увидели мою готовность ко всяческой разнузданности и взяли меня на свой корабль, а так как медлить было не для чего, он снялся с якоря. Как я поведаю тебе о дальнейшем, отец? Чей язык мог бы передать и чье ухо выслушать, что было в пути? К чему только не побуждала я этих несчастных даже против их воли?! Нет такого сказуемого или несказуемого разврата, в котором я не была бы для этих несчастных наставницей. Я, авва, дивлюсь, как море стерпело мое распутство, как земля не разверзла свои недра и заживо не поглотила меня, уловившую в свои сети столько душ. Бог, я думаю, хотел моего раскаяния, ибо Он хочет не смерти грешника, но, по великодушию своему, ждет его обращения . Так мы достигли Иерусалима. Все дни, которые я прожила в городе до праздника, я провела так же, если не более позорно. Уже мало мне было юношей, с которыми я имела дело во время плавания и которые в пути служили мне, и я совратила многих других, выбирая для этого и жителей Иерусалима, и чужеземцев. Когда наступил святой праздник Воздвижения Креста, я, по обыкновению, ходила по городу, охотясь за душами юношей, и однажды на рассвете увидела, что все идут в церковь, и пошла с остальной толпой. И вот я вместе с нею вступаю в притвор . Когда пришел час святого Воздвижения Креста, расталкивая других и в свою очередь теснимая, я пыталась вместе со всеми войти в церковь. С великим трудом, мне, несчастной, удалось протиснуться к дверям, ведущим внутрь храма, где молящимся являли животворящее древо Креста . Но, когда я была уже на пороге и все беспрепятственно вошли, меня же не пустила войти какая-то божественная сила, не дав мне переступить порог. Меня снова оттеснили, и снова я одна осталась стоять в притворе. Решив, что причина этого женское слабосилие, я вновь смешалась с входящими в храм и изо всех сил боролась и отталкивала соседей локтями, стараясь пройти вперед. Но все усилия были тщетны, ибо, когда злосчастные мои ноги ступили на порог, все люди беспрепятственно вошли и только меня, бедную, храм не принимал. Словно воинский отряд, которому приказано было преградить мне вход, некая сила неизменно препятствовала мне, и снова я оказывалась в притворе. Трижды и четырежды безуспешно пытаясь войти, я выбилась из сил и, будучи не в состоянии расталкивать людей и сносить, чтобы меня толкали (тело мое ослабло от усилий), в конце концов сдалась и отступила в угол притвора. И тогда мне открылась причина, по которой не дано мне было узреть животворящее древо Креста, ибо духовные очи мои озарило слово спасения, указуя, что мерзость дел моих закрывало мне доступ в храм. Я начала плакать и скорбеть, ударяя себя в грудь и из глубины души испуская стоны, и тут увидела над собой икону Пресвятой Богородицы и говорю к ней, не сводя с нее глаз: „Дева владычица, родившая во плоти Бога Слово, я знаю, что не должно и не благовидно мне, столь запятнанной грехом, взирать на пресвятой и непорочный лик приснодевы, чье тело и душа чисты и свободны от скверны. Ибо твоя чистота должна по справедливости ненавидеть меня и отвращаться моим распутством. Но поелику, как я слышала, Бог, рожденный тобой, для того и воплотился в человека, чтобы призвать грешников к покаянию , заступись за одинокую и ни в ком не имеющею опоры, сделай, чтобы и мне было дозволено войти в храм. Да не лишишь ты меня созерцания Креста, на котором распятый во плоти Бог и сын твой пролил кровь свою ради моего искупления. Повели, владычица, открыть мне двери, чтобы я могла поклониться Святому Кресту и рожденному тобой Богу; стань моей поручительницей в том, что никогда более не оскверню мою плоть постыдным соитием, но, когда взгляну на Крестное древо сына твоего, тотчас отвергнусь мира и всего мирского и тотчас уйду, куда ты, поручительница моего спасения, прикажешь мне и куда поведешь меня". Так я сказала и, укрепленная своей горячей верой и ободренная состраданием Богородицы, покидаю то место, стоя на котором творила молитву. Снова я иду и замешиваюсь в толпу входящих в храм, и сейчас никто уже не отталкивает меня, и я в свою очередь не отталкиваю никого, никто не мешает мне приблизиться к дверям, ведущим внутрь храма. Меня объяли страх и восхищение, и вся я с головы до ног трепетала и содрогалась. Затем я достигла дверей, дотоле недоступных для меня, и, словно сила, прежде препятствовавшая, теперь пролагала мне дорогу, свободно преступила порог, и, взойдя в святой храм, удостоилась зреть Животворящий Крест, и увидела святое таинство, и поняла, сколь милостив Бог к кающемуся. И вот я, несчастная, пала ниц, лобзая святые те плиты, и поспешно вышла, торопясь к той, что дала за меня поручительство. Я прихожу туда, где скрепила свое обязательство, и, склонив колени пред приснодевой и Богоматерью, сказала так: „Ты, милосердная владычица, явила свое ко мне человеколюбие и не отторгла мольбы грешницы, и я узрела прославление, которое справедливо не можем зреть мы, нечистые. Хвала Богу, по заступничеству твоему принимающему раскаяние грешников. Что я, грешница, могу думать и говорить? Пришел час, владычица, чтобы исполнились слова твоего за меня поручительства. Ныне путеводи меня, куда тебе угодно, ныне будь мне наставницей спасения и руководительницей на пути покаяния".

Говоря это, я вдали услыхала глас: „Перейди Иордан, и обретешь блаженное успокоение". Услышав этот глас и уверовав, что он обращен мне, я в слезах вскричала к Богородице: „Владычица, владычица, не оставь меня". С этим я покидаю притвор храма и спешу прочь. Когда я выходила, какой-то человек дал мне три фолия , сказав: „Возьми, амма" . Я на эти деньги купила три хлеба и взяла их в благословение пути своего, спросив хлебопека: „Где проходит дорога на Иордан, человече?". Узнав, какие ворота ведут в ту сторону, я бегом вышла из города и в слезах пустилась в путь. Своими расспросами опережая чужие, я без отдыха шла весь день (кажется, был третий час дня, когда я узрела Крест) и на закате солнца пришла наконец к храму Иоанна Крестителя у Иордана. Прежде всего сотворив там молитву, я тотчас вошла в Иордан и окропила той священной водой лицо и руки, затем в храме Предтечи причастилась чистых и животворящих тайн, съела половину одного хлеба и, напившись воды из Иордана, легла спать на земле. Утром я нашла невдалеке от этого места малую ладью, переправилась на другой берег и снова стала просить Богородицу путеводить меня, куда ей будет угодно. И вот я оказалась в этой пустыне и, с той поры до сегодняшнего дня пребывая здесь, бегу мира, ожидая Господа моего, спасающего от маловерия и треволнений 23 тех, кто приходит к Нему". Зосима сказал ей: "Сколько лет, госпожа моя, пребываешь ты в этой пустыне?". Женщина ответила: "Кажется, тому 17 лет, как я покинула Святой город". Зосима сказал: "Чем же ты питаешься, госпожа моя?". Женщина сказала: "Два с половиной хлеба были у меня с собой, когда я переправилась через Иордан; вскоре они зачерствели и высохли, и я их понемногу съела". Зосима сказал: "И столько-то лет ты прожила вовсе без печали и при столь внезапной перемене вовсе не ведала соблазна?". Женщина ответила: "Ты спросил меня ныне, авва Зосима, то, о чем мне страшно даже говорить. Ибо, если теперь стану вспоминать все опасности, которые претерпела, и ужасные мысленные соблазны, боюсь, что вновь они одержат меня". Зосима сказал: "Не умалчивай ни о чем, госпожа моя, ибо однажды я уже попросил тебя, чтобы, ничего не опуская, ты во всем меня поучила". Она сказала: "Истинно, авва, семнадцать лет я сражалась в этой пустыне с необузданными своими страстями, как с лютыми зверьми. Когда я садилась есть, мне хотелось мяса и египетской рыбы, хотелось вина, столь мной любимого, ибо, живя в миру, я много его пила; здесь же, не находя и воды, я сгорала от жажды и несказанно страдала. Посещала меня и безрассудная тоска по разгульным песням, постоянно смущая меня и побуждая напевать их демонские слова, которые я помнила. Тогда я плакала и била себя в грудь, вспоминая об обете, который дала, удаляясь в пустыню, и однажды мысленно очутилась я пред иконой Богоматери, моей поручительницы, и жаловалась ей, умоляя прогнать соблазны, осаждающие мою злосчастную душу. Однажды, когда я долго плакала и сколько доставало сил наносила себе удары, какой-то свет внезапно озарил меня. И с тех пор настала для меня после треволнения великая тишь. Как, авва, поведаю тебе о помышлениях, снова толкавших меня в блудный грех? В моем злосчастном сердце горело пламя и всю меня жгло, возбуждая похоть. Едва этот помысел посещал меня, я бросалась на землю и обливала ее слезами; мне думалось, что моя заступница и хранительница явилась сюда, чтобы покарать нарушительницу обета. Случалось, я по суткам лежала так, пока тот сладостный свет не изливался на меня, прогоняя соблазнявшие ко греху помыслы. Впоследствии я всегда обращала духовные свои глаза к моей поручительнице, прося помочь мне, терпящей бедствие в море этой пустыни. И она была мне опорой в моем раскаянии. Так во множестве искушений прошло 17 лет. Но с той поры до сего дня Богородица не оставляла меня и руководительствовала во всем". Зосима сказал ей: "Неужели не испытывала ты недостатка в еде и одежде?". Она отвечала ему: "Съев те хлебы, о которых упомянула, я 17 лет питалась травами и тем, что могла найти в пустыне. Гиматий же, бывший на мне, когда я переправилась через Иордан, сносился. Мне пришлось немало страдать от холода и летнего зноя, когда меня палила жара или, дрожащую, сковывал холод, так что часто я падала наземь и лежала почти бездыханно и недвижимо. Я постоянно сражалась с кознями и ужасными искушениями диавола. Но с того времени и до сих пор сила Божия всяким путем обороняла мою грешную душу и жалкое тело. Ибо одно воспоминание о том, от скольких опасностей я была ею избавлена, насыщает меня нетленным брашном, надеждой на спасение. Ведь брашно мое и крепость - слово Господне. Ибо не хлебом единым живет человек , и совлекшие с себя покров греха облекаются скалой , когда им нечем скрыть наготу". Зосима, услышав, что она еще сохраняет в памяти слова Писания, из книги Моисеевой, Иова и Псалтири, сказал ей: "Ты, госпожа моя, читала только Псалтирь или и другие священные книги?". На это она улыбнулась и говорит старцу: "Истинно, я не видела человека, с тех пор как переправилась через Иордан, кроме как сегодня тебя, не встречала и ни единого зверя, ни другой какой твари, как пришла в эту пустыню. Грамоте же я никогда не училась и не слышала даже, как поют псалмы или что-нибудь оттуда читают. Но Слово Божие, наделенное жизнью и силой, само дает человеку ведение. Здесь кончается моя повесть. Но, как в начале ее, и ныне заклинаю тебя воплощением божественного Слова молиться обо мне, грешной, перед Господом". Так сказав и так свершив свой рассказ, она пала к ногам Зосимы. И снова старец со слезами вскричал: "Благословен Бог, творящий великие, чудные, славные и предивные дела, которым нет числа. Благослови Бог, показавший мне, как Он награждает тех, кто боится Его. Истинно, Господи, Ты не оставляешь взыскующих Тебя". Женщина, удержав старца, не позволила ему пасть ей в ноги и сказала: "Все, что ты услышал, человече, заклинаю тебя нашим Спасителем Христом, никому не рассказывай, пока Бог не разрешит меня отселе. А теперь ступай с миром - на следующий год ты увидишь меня, а я тебя, хранимого благодатью Господней. Сделай, ради Бога, то, о чем я тебя прошу,- в будущий Великий пост не переходи, как принято у вас в монастыре, Иордан". Зосима удивился, что ей ведомо монастырское правило, и сказал только: "Слава Богу, дарующему великие блага любящим Его". Она говорит: "Оставайся, авва, как я тебе сказала, в монастыре; ведь, если б и захотел, невозможно тебе будет выйти. В день святой Тайной вечери возьми для меня в священный и достойный подобных таинств сосуд от животворного тела Христова и крови и стой на том берегу Иордана, который ближе к поселениям, чтобы я могла прийти и причаститься святых даров. Ибо с тех пор как я приобщилась в храме Предтечи, до того как перейти Иордан, до сего дня не приобщалась и теперь всей душой этого жажду. А потому молю, не пренебрегай моей просьбой и принеси мне те животворящие и святые тайны в тот самый час, когда Господь созвал учеников на святую свою вечерю. Авве же Иоанну, игумену твоего монастыря, скажи так: „Призри на себя и на овец своих, ибо они творят дурные дела, которые должно исправить". Но я не хочу, чтобы ты сейчас сказал ему об этом, а когда Бог повелит тебе сделать так". Кончив и сказав старцу: "Помолись за меня", она снова скрылась во внутренней пустыне. Зосима склонил колени и припал к земле, где запечатлелись следы ее, восславил и возблагодарил Господа и в ликовании души и тела пошел назад, славословя Господа нашего Христа. Вновь пройдя ту пустыню, он вернулся в монастырь в день, когда у тамошних монахов было принято возвращаться.

Весь год Зосима молчал, не смея никому рассказать то, что он видел, но в душе молил Бога снова явить ему желанный лик. Он страдал и сокрушался, что ждать придется целый год, и желал, если б это было возможно, чтобы год оборотился одним днем. Когда же наступило воскресенье перед Великим постом, все тотчас после обычной молитвы вышли из монастыря с песнопениями, а Зосиму одержала лихорадка, которая заставила его остаться в келии. Он вспомнил слова святой, сказавшей: "Если б и захотел, невозможно тебе будет выйти из обители". Спустя немного дней он восстал от болезни, но оставался в монастыре. Когда же прочие монахи вернулись и наступил день Тайной вечери, он сделал то, о чем женщина попросила его. Взяв в сосудец пречистого тела и честной крови Господа нашего Христа и положив в корзину фиг, фиников и немного моченых бобов, он поздним вечером покидает монастырь и в ожидании прихода святой садится на берегу Иордана. Хотя пресвятая медлила своим появлением, Зосима не сомкнул глаз и непрестанно смотрел в сторону пустыни, ожидая ту, кого желал увидеть. Сидя так, старец говорил себе: "Может быть, она не идет из-за какого моего прегрешения? Может, не нашла меня и воротилась назад?". Говоря так, он заплакал и в слезах стенал, и, воздев глаза к небу, так молил Бога: "Не отнимай у меня, Господи, блаженства снова увидеть то, что дозволил однажды лицезреть. Да не уйду я только с тяжестью обличающих меня грехов". После этой слезной молитвы иная мысль посетила его, и он стал говорить себе: "Что будет, если она придет? Ведь ладьи нигде нет. Как она переправится через Иордан и подойдет ко мне, недостойному? Увы мне, жалкому, увы, несчастному! Кто по грехам моим не дал мне вкусить такого блага?". Пока старец думал такие думы, се явилась святая и стала на том берегу реки, откуда шла. Зосима поднялся в радости и ликовании со своего места, славя Бога. И опять приступило к нему сомнение, что она не сможет перейти Иордан. И видит тогда (ночь выдалась лунная), как святая осенила крестным знамением Иордан и вступила в воду, и пошла по воде немокренно, и направилась к нему. Еще издали она остановила старца и, не позволяя ему пасть ниц, крикнула: "Что ты делаешь, авва, ведь ты иерей и несешь святые дары?". Он повиновался, и святая, выйдя на берег, сказала: "Благослови, отец, благослови меня". Он, дрожа, ответил ей: "Подлинно неложны слова Господа, рекшего, что по силам очищающие себя подобны Богу . Слава тебе, Христос, Бог наш, внявший мольбе моей и явивший милосердие рабу Своему. Слава Тебе, Христос, Бог наш, через эту Свою рабу открывший мне великое несовершенство мое". Женщина попросила прочесть святой Символ веры и "Отче наш, сущий на Небесах" . Когда Зосима кончил творить молитву, она по обычаю облобызала уста старца. Причастившись так животворящих тайн, она воздела руки к Небу, стала стенать и плакать и вскричала: "Ныне отпущаешь рабу Твою, Владыко, по слову Твоему, с миром . Ибо видели очи мои спасение Твое". Потом говорит старцу: "Прости, авва, прошу тебя исполнить еще одно мое желание. Сейчас ступай в свой монастырь, хранимый благодатию Божией, а на следующий год снова приди в то место, где я в первый раз тебя видела. Ступай, ради Бога, и вновь по воле Божией увидишь меня". Старец отвечал ей: "О, если б мне было возможно сейчас последовать тебе и вечно видеть честной твой лик. Но исполни единственную просьбу старца - вкуси немного от того, что я принес тебе здесь". И с этими словами он показывает ей свою корзинку. Святая, только кончиками пальцев притронулась к бобам, взяла три зернышка и поднесла их ко рту, сказав, что довольно и духовной благодати, хранящей в чистоте душу человека. Затем снова говорит старцу: "Помолись, ради Бога, помолись за меня и вспоминай меня, злосчастную". Он, припав к стопам святой и призывая ее молиться за церковь, за государство и за него, отпустил со слезами, ибо не дерзал долее удерживать свободную, и ушел, стеная и жалуясь. Святая вновь перекрестила Иордан, вошла в воду и, как прежде, прошла по ней. Старец возвращался, исполненный ликования и великого страха, коря себя за то, что не спросил имени святой; однако надеялся сделать это в следующем году.

По прошествии года старец, свершив положенный срок, снова идет в пустыню, торопясь к той пречудной. Пройдя довольно по пустыне и обнаружив приметы, указывающие ему место, которое искал, Зосима стал озираться по сторонам и все оглядывать в поисках сладчайшей добычи, подобно опытному ловчему. Когда же удостоверился, что нигде ничего не видно, заплакал и, подняв глаза к небу, стал творить молитву, говоря: "Яви мне, Владыка, сокровище Твое некрадомое, сокрытое Тобой в этой пустыне. Яви мне, молю, ангела во плоти, которого недостоин мир". Так молясь, он оказался в как бы изрытом рекой устье и увидел в восточной его части ту святую женщину, лежащую мертвой; руки ее были сложены по обычаю, а лик обращен к восходу. Подбежав, он омочил слезами ее стопы, к остальному же ее телу не смел прикоснуться. Довольно часов плакав и прочитав приличествующие времени и обстоятельству псалмы, сотворил молитву погребения и сказал себе: "Не знаю, схоронить останки святой или ей это будет неугодно?". Говоря это, он видит в головах ее начертанную на земле надпись, гласящую: "Здесь схорони, авва Зосима, останки смиренной Марии и прах предай праху, непрестанно вознося молитвы Господу за меня, скончавшуюся по египетскому счислению в месяце Фармуф , по ромейскому апреле , в ночь страстей Спасителя, по принятии святых тайн". Прочитав эту надпись, старец возликовал, узнав имя святой, а также и то, что она, причастившись у Иордана святых тайн, тотчас очутилась в месте своего отшествия. Путь, который Зосима с большим трудом прошел за двадцать дней, Мария скончала в один час и сразу отошла к Господу. Славя Бога и окропляя слезами тело Марии, он сказал: "Время, смиренный Зосима, свершить то, что велено. Но как, несчастный, ты сможешь вырыть могилу, когда нет у тебя в руках ничего?". Сказав это, он увидел неподалеку малый обломок дерева, лежащий в пустыне. Подняв его, Зосима начал рыть землю. Но земля была суха и не поддавалась его усилиям, а старец устал и обливался потом. Испустив из глубины души стон и подняв голову, он видит, что могучий лев стоит у останков святой и лижет стопы ее. Старец при виде льва задрожал от страха, особливо, когда вспомнил слова Марии, что никогда она не встречала в пустыне зверя. Осенив себя крестным знамением, он ободрился, уповая на то, что чудесная сила усопшей сохранит его невредимым. Лев же стал ластиться к старцу, выказывая дружелюбие движением тела и всей повадкой. Зосима сказал льву: "Зверь, великая заповедала схоронить ее останки, а я - старец и не имею сил выкопать могилу; вырой ее когтями, чтобы нам предать земле тело святой!". Тотчас же лев передними своими лапами изрыл яму, достаточную, чтобы схоронить тело. Старец снова окропил ноги святой слезами и, прося ее молиться обо всех, предал тело земле (лев при этом стоял поблизости). Оно было, как и прежде, нагим, одетым только тем лоскутом гиматия, данным ей Зосимой, которым Мария, отвернувшись от него, прикрыла свой срам. После этого оба удалились: лев, подобно овце, отступил во внутреннюю пустыню, а Зосима повернул назад, благословляя Господа нашего Христа и воссылая Ему хвалы. Возвратившись в свой монастырь, он обо всем рассказал монахам, не скрыв ничего из того, что ему довелось услышать и увидеть, но все с самого начала им передал, так что они дивились величию Господню и со страхом и любовью чтили память святой. А игумен Иоанн нашел в монастыре людей, нуждающихся в исправлении, так что и здесь слово святой не оказалось праздным или бесполезным. Зосима скончался в этом монастыре почти ста лет от роду. Монахи из поколения в поколение изустно передавали это предание, пересказывая в назидание всем желающим внимать. Но мне неизвестно, чтобы до сих пор кто-нибудь предал его письму. Я записал то, что дошло до меня изустно. Другие, быть может, тоже описали жизнь святой и много меня искуснее, хотя ни о чем подобном я не слыхал, а потому, как мог, составил этот рассказ, заботясь более всего об истине. Господь, щедро воздающий тем, кто прибегает к нему, да сделает поучение читающих наградой мужу, повелевшему мне составить эту запись, или повесть, и да удостоит его места и чести, заслуженных блаженной этой Марией, о которой здесь было сказано купно со всеми от века своими угодниками, почтенными за созерцание и свершение деятельной добродетели. Восславим же и мы Господа, чье царство вовеки, дабы удостоил и нас в Судный день Своего милосердия во Иисусе Христе, Господе нашем, всяческая слава Которому, честь и вечное поклонение с безначальным Отцом и Пресвятым, Благим и Животворящим Духом ныне и присно и во веки веков. Аминь.

По изд.: кн.: Жития византийских святых. – СПб.:

Corvus, Terra Fantastica, 1995. – с. 185-213.

Примечания

Все ново- и ветхозаветные цитаты даются в синодальном переводе.

1. Сказание, как показал Г. Узенер (Usener H. Der heilige Tychon. Leipzig - Berlin, 1907, S. 78), ошибочно приписывается перу иерусалимского патриарха Софрония I (634-644); его сюжет использован Иваном Аксаковым в поэме "Мария Египетская" ("Библ. поэта". Большая сер. Л., 1960).

2. Тайну цареву прилично хранить...- Тов. 12,7.

3. Товит - праведный иудей; из-за своего благочестивого поступка потерял зрение, но никогда не роптал на Бога и был вознагражден.

4. ...получив от владыки своего талант, зарыл его в землю...- намек на евангельскую притчу о рабе, в отличие от своих сотоварищей ни на что не употребившем данный ему господином талант и вызвавшем этим его неудовольствие. Матф. 25, 14-30.

5. ...приготовляет, по слову Соломона, друзей Господа и пророков.- Прем. Сол. 7, 27.

6. Кто не оскверняет плоть и всегда трезвится...- источник цитаты не удалось установить; вероятно, намек на Матф. 5, 8.

7. Авраам - родоначальник еврейского народа, славившийся своей праведностью.

8. ...по имени зовущий своих овец...- намек на Иоанн 10, 3: "И овцы слушаются голоса его, и он зовет своих овец по имени..."

9. Господь свет мой и спасение мое...- Пс. 26 (27), 1.

10. ...торжествовать предпразднество по чину церкви с ваями.- Великие праздники церковного календаря имели предпразднества, подготовлявшие верующего к их встрече. Здесь речь идет о Вербном воскресенье, которые чтили ваями, т. е. ветвями финиковой или палестинской ивы.

11. Пресвитер - вторая степень священства; сан, соответствующий священническому.

12. Благословен Господь...- слова, повторяющиеся во многих молитвах.

13. Как императоры? - Упоминание об императорах далеко не всегда свидетельствует о наличии двух императоров или даже императора и регента.

14. Локоть, - греческая мера длины; немного менее 0,5 м.

15. Сокрытая мудрость и сокровище невидимое - какая в них польза? - Сирах. 41, 17.

16. ...чтобы Господь смилостивился надо мной в час Своего суда...- подразумевается Страшный суд в последние дни мира, когда, согласно христианским верованиям, Христос будет судить людей, чтобы определить участь грешников и праведников, и умершие восстанут перед ним из могил.

17. ...Он хочет не смерти грешника...- парафраз. Иезек. 33, 11.

18. Притвор - сени храма.

19. ...где молящимся являли животворящее древо Креста.- В праздник Воздвижения Креста в главном Иерусалимском храме молящимся показывали обломок Крестного древа, якобы найденный матерью императора Константина Еленой.

20. ...чтобы призвать грешников к покаянию...- Марк 2, 17.

21. Фолий - мелкая медная монета.

22. Амма - женское соответствие слову "авва"

23. ...спасающего от маловерия и треволнений...- Пс. 54, 9.

24. ...не хлебом единым живет человек...- Второз. 8, 3.

25. ...совлекшие с себя покров греха облекаются скалой...- ср. Иов 24, 7-8: "Нагие кочуют без покрова, и без одеяния на стуже; мокнут от горных дождей, и, не имея убежища, жмутся к скале", и Евр. 11, 38.

26. Псалтирь Мария цитировала выше.

27. В день святой Тайной вечери...- т. е. в великий четверг, день воспоминания о Тайной вечере. Она была совершена, согласно евангельской легенде, накануне причастия хлебом и вином, т. е. Его плотью и кровью.

28. ...по силам очищающие себя подобны Богу.- Источник цитаты не удалось установить.

29. ...попросила прочесть святой Символ веры и "Отче наш, сущий на Небесах".- Символ веры - изложение в сжатой аподиктической форме главных догматов веры. "Отче наш" - обиходная молитва, которой людей обучил, согласно Евангелию, Христос.- Матф. 6, 9.

30. Ныне отпущаешь рабу Твою, Владыко...- Лук. 2, 29; Мария цитирует точно, изменяя только евангельские слова "раба Твоего" на "рабу Твою".

31. Фармуф (фармуфи) - месяц коптского календаря, соответствует марту - апрелю.

32. ...по ромейскому апреле...- византийцы, желая подчеркнуть свою преемственную связь с Римской империей, называли себя ромеями.

***

Молитва преподобной Марии Египетской:

• Молитва преподобной Марии Египетской . Молодые годы провела, утопая в разврате. Пристав к паломникам, едущим на поклонение святыням в Иерусалим, не была допущена в храм Воскресения Богом. Покаявшись и горько оплакав свой грех, удалилась в пустыню, где пробыла одна в лишениях, посте и молитве почти 50 лет. Суровыми подвигами и покаянием Мария совершенно искоренила в себе все греховные желания и сделала сердце свое чистым сосудом Святого Духа. Помощница в брани с блудом, наставница в целомудрии и воздержании, подательница покаянного чувства

Акафист преподобной Марии Египетской:

Канон преподобной Марии Египетской:

Житийная и научно-историческая литература о преподобной Марии Египетской:

• Житие Марии Египетской, бывшей блудницы, честно подвизавшейся в Иорданской пустыне - Patrologia graeca
• Проповедь на неделю Марии Египетской - протоиерей Евгений Воронков

В среду, 25 марта 2015 года (12 марта ст.ст.) Великий Пост достигает своей наивысшей точки. Венцом великопостного делания является традиция усердно молиться Мариино стояние. В этот день вечером полностью читается покаянный Канон Андрея Критского, с которого начинался Великий Пост и житие Марии Египетской – великой православной подвижницы.

День Мариина стояния особо почитался на Руси. В этот день на Утрене верующие совершают особый вид бденного труда – более тысячи земных поклонов. И те, кто соблюдал весь Пост по правилам, и те, кто по каким-то причинам оступился, призваны отдать этот день Богу. Начало службы обычно около 15:00. На следующий день, в четверг, по уставу положена, как и в среду, пища без масла, однако “труда ради бденного и земных поклонов” для тех, кто молился на кануне благославляется растительное масло.

Видео сюжет из Казани

О.Александр Панкратов из Великого Новгорода в 2013 году в своём блоге пояснил , откуда на службе столько поклонов:

Согласно дониконовскому Уставу на каждый ирмос и тропарь Великого покаянного канона св. Андрея Критского, полностью читаемого за сей службой, полагается по три земных поклона. Их общее число (только на каноне, а они есть и в других местах, равняется 798 (СЕМЬСОТ ДЕВЯНОСТО ВОСЬМИ).

Поэтому сейчас у мене, грешнаго, несколько с трудом сгибаются ноги, а завтра они будут ощутимо болеть выше колен:) Это ничего, только “во здравие телеси”:) Не говорю уже о духовной пользе:)

Богослужение продолжительное, начали ок. 15-ти, закончили ок. 22-х:) Дабы, что называется, не упасть досрочно, по 3-й и 6-й песнях канона читается (и в это время можно сидеть) Житие преп. Марии Египтяныни.

Весь Великий пост, по учению Святых отцев, – это та десятина – относительно всего годового времени, – которую христианин отдает своему Создателю и Спасителю.

Память и житие Марии Египетской обращает наше внимание на то, как низко может пасть человеческое существо, но как высоко через покаяние и службу Богу оно может возвыситься.

Чудеса Марии Египетской всегда были излюбленным примером для православных людей, которые черпали в образе этой святой надежду на милость Божию и крепкую веру в чудотворные плоды раскаяния.

Отметим, что для прихожан в этот день форма одежды в тёмных тонах, женщины покрывают голову чёрными платками, .

Приводим текст жития преподобной: удивительно поучительное чтение в пост.

Житие преподобной Марии Египетской.

Тайну цареву прилично хранить, а о делах Божиих объявлять похвально. Так сказал Ангел Товиту после чудесного прозрения очей его и после перенесенных им тягот, от которых Товит по своему благочестию был потом избавлен. Ибо разгласить цареву тайну опасно и губительно, умалчивать же о пречудных делах Божиих вредит душу. Потому, страшась умолчать о Божественном и опасаясь участи раба, который, получив от владыки своего талант, зарыл его в землю и данное ему для использования спрятал, не истратив, я не утаю дошедшего до меня священного предания. Да уверует всякий в слово мое, передающее то, что мне довелось услышать, да не подумает он, поразившись величием случившегося, будто я что-нибудь приукрашиваю. Да не уклонюсь я от истины и да не искажу ее в слове своем, где упомянут Бог. Не пристало, думаю я, умалять величие воплощенного Бога Слова, соблазняясь об истинности передаваемых о Нем преданий. К людям же, которые будут читать эту мою запись и, поразившись предивному, что в ней запечатлено, не захотят ему поверить, пусть милостив будет Господь, ибо, отправляясь от несовершенства естества человеческого, они считают невероятным все, что выше людского понимания.

Преподобная Мария Египетская, с житием. Конец XIX века.
1. Зосима поклоняется Марии;
2. Зосима испрашивает благословение у игумена;
3. Причащение Марии;
4. Путешествие в Иерусалим;
5. Мария переплывает Иордан;
6. Обретение Зосимой тела Марии;
7. Мария просит Зосиму дать ей одежду;
8. Зосима просит льва помочь ему похоронить тело Марии.

Далее я перейду к своему повествованию о том, что случилось во времена наши и о чем поведал святой муж, привыкший с самого детства говорить и совершать угодное Богу. Пусть же не соблазнит неверного заблуждение, будто в наши дни не случается столь великих чудес. Ибо благодать Господня, из поколения в поколение нисходящая на святые души, приготовляет, по слову Соломона, друзей Господа и пророков. Однако пора приступить к благочестивому этому повествованию.

В палестинских монастырях подвизался некий муж, равно украшенный делом и словом, который чуть что не с пелен был взращен в монастырском обычае и трудах. Старец этот звался Зосима. Пусть никто на основании его имени не подумает, что я говорю о том Зосиме, который был обвинен в ереси. Этот и тот - разные люди и весьма отличны один от другого, хотя оба носят одинаковое имя.

Этот искони православный Зосима жил в каком-то из древних монастырей, проходя поприще подвижничества. Он укрепил себя во всяческом смирении, соблюдал всякое правило, поставленное в этой школе подвига ее наставниками, а многое сам добровольно назначал себе, стремясь подчинить плоть духу. И старец, достиг поставленной цели, ибо столь прославился как муж духовный, что из ближайших, а нередко и из дальних монастырей постоянно приходило к нему множество братьев, чтобы его наставлением укрепиться для подвига. И, хотя он предан был деятельной добродетели, всегда размышлял над словом Божиим, и ложась в постелю свою, и вставая ото сна, и занятый рукоделием, и когда случалось ему вкушать от пищи. Если же тебе угодно знать, каким брашном он насыщался, то скажу тебе, что постоянным псалмопением и раздумиями над Священным Писанием.

Рассказывают, что нередко старец удостаивался Божественных видений, ибо получал озарение свыше. Как сказал Господь: «Кто не оскверняет плоть и всегда трезвится, бодрствующим оком души видит Божественные видения и. получает в награду блага вечные».

Зосима говорил, что еще малым дитятей отдан был в этот монастырь и до своего 53-го года проходил там поприще подвижничества, а потом смутился мыслью, что по совершенству своему во всем не нуждается более в наставничестве.

Так, по словам его, он рассуждал в своей душе: «Есть разве на земле инок, который мог бы преподать мне что-нибудь или был бы в состоянии наставлять меня в подвиге, какого я не ведаю и в каковом не упражнялся? Разве сыщется кто среди пустынножителей болий меня деятельной жизнью или созерцательной?»

Однажды старцу предстает некий муж и говорит ему: «Зосима, ты славно, насколько это в силах человеческих, подвизался и славно прошел иноческое поприще. Однако никто не достигает совершенства, и ожидающий его подвиг труднее уже совершенного, хотя человек того и не ведает. Чтобы ты узнал, сколько есть еще других дорог ко спасению, уйди из родной земли и из дома отца твоего, подобно тому славному праотцу Аврааму, и ступай в монастырь вблизи реки Иордана».

Тотчас старец, согласно этому велению, покидает обитель, в которой он с младенческих лет жил, приближается к святейшей среди рек, Иордану, и, путеводимый тем же ранее представшим ему мужем, находит монастырь, который предуставил ему для жительства Бог.

Св. Мария Египетская со сценами жития. Начало XIX века. Палех.

Постучав в двери, он видит привратника, который сообщает о его приходе игумену. Тот, приняв старца и увидев, что он со смирением по иноческому обычаю творит поклон и просит за него помолиться, спрашивает: «Откуда и зачем ты пришел, брат, к этим смиренным старцам?». Зосима отвечал: «Откуда я пришел, незачем говорить, пришел же я, отец, ради назидания духовного, ибо слышал о вашем славном и достохвальном житии, могущем духовно приблизить ко Христу, Богу нашему». Игумен сказал ему: «Только Бог, брат мой, врачует слабость человеческую, и Он обнаружит тебе и нам Божественную Свою волю и наставит тому, как надобно поступать. Человек же не может наставить человека, если всякий постоянно не будет сам ревновать о духовной пользе и рассудительно стремиться совершать должное, надеясь в этом на помощь Божию. Однако, если любовь к Богу подвигла тебя, как ты говоришь, прийти к нам, смиренным старцам, оставайся здесь, раз ты для этого пришел, и добрый Пастырь, отдавший душу Свою во искупление наше и по имени зовущий Своих овец, напитает всех нас благодатию Святого Духа». Когда он кончил, Зосима снова склонился перед ним и, попросив игумена помолиться за него и, сказав: «Аминь», остался в том монастыре.

Он увидел, как старцы, преславные своей деятельной жизнью и созерцанием, служат Богу: псалмопение в монастыре никогда не смолкало и длилось всенощно, в руках иноков всегда была какая-нибудь работа, а на устах псалмы, никто не произносил праздного слова, заботы о преходящем не тревожили, годовые прибытки и попечение о житейских печалях даже по имени не были известны в обители. Единственным стремлением у всех было, чтобы каждый был мертв телесно, ибо умер и перестал существовать для мира и всего мирского. Всегдашним брашном были там боговдохновенные слова, тело же иноки поддерживали только самым необходимым, хлебом и водой, ибо каждый горел любовью к Богу. Зосима, увидев их житие, ревновал об еще большем подвиге, принимая все более тяжелые труды и нашел сподвижников, прилежно трудившихся в вертограде Господнем.

Прошло довольно дней, и настало время, когда христиане наблюдают Великий пост, предуготовляясь почтить страсти Господни и Воскресение. Монастырские ворота никогда не отворялись и постоянно были на запоре, чтобы иноки без помех могли совершать свой подвиг. Отмыкать ворота запрещалось, кроме тех редких случаев, когда сторонний инок приходил за каким-либо делом. Ведь место то было пустынное, недоступное и почти неизвестное соседним инокам.

В монастыре исстари соблюдалось правило, из-за которого, я полагаю, Бог привел Зосиму сюда. Что это за правило и как оно соблюдалось, я сейчас скажу. В воскресение, перед началом первой седмицы поста, по обычаю преподавалось Причастие, и всякий приобщался чистых тех и животворящих Таин и, как это принято, вкушал немного от еды; все затем вновь собирались в храме, и после долгой молитвы, творимой коленопреклоненно, старцы давали друг другу целование, каждый из них с поклоном подходил к игумену, прося его благословения на предстоящий подвиг. По скончании этих обрядов иноки отворяли ворота, согласным хором пели псалом: «Господь свет мой и спасение мое: кого мне бояться? Господь крепость жизни моей: кого мне страшиться?» (Пс. 26, 1-2), и все выходили из обители, оставляя там кого-нибудь не затем, чтобы сторожить их добро (ибо у них не было ничего, что могло бы привлечь воров), но дабы не оставлять церковь без опеки. Каждый запасался чем мог и чем хотел из съестного: один брал сколько ему требовалось хлеба, другой - сушеные фиги, третий - финики, четвертый - моченые бобы; некоторые не брали с собой ничего, кроме рубища, прикрывавшего их тело, и насыщались, когда испытывали голод, растущими в пустыне травами. Правилом и непреложно наблюдаемым законом у них было, чтобы один инок не знал, как подвизается другой и чем занят.

Едва перейдя Иордан, все далеко отходили друг от друга, разбредались по всей пустыне, и один не приближался к другому. Если же кто издали замечал, что какой-нибудь брат идет в его сторону, не медля уклонялся с дороги, и шел в другом направлении, и пребывал наедине с Богом, непрестанно распевая псалмы и питаясь тем, что было под рукой.

Так иноки проводили все дни поста и возвращались в монастырь в воскресение, предшествующее животворящему Восстанию Спасителя из мертвых, чтобы торжествовать предпразднество по чину Церкви с ваиями.

Каждый приходил в монастырь с плодами своих трудов, зная, каков его подвиг и какие семена он взрастил, и никто не спрашивал другого, как тот проходил назначенное себе состязание. Таково было это монастырское правило, и так оно во благо совершалось. Ведь в пустыне, имея Судьей единственно Бога, человек состязается с самим собой не ради угождения людям и не для того, чтобы выставить свою стойкость напоказ. Совершаемое же ради людей и им в угоду, не то что без пользы для подвизающегося, а служит для него причиной великого зла.

И вот Зосима по принятому в этом монастыре правилу с малым запасом необходимого для телесных нужд пропитания и в одном рубище перешел Иордан. Следуя этому правилу, он шел по пустыне и ел, когда его побуждал к тому голод. Ночью там, где его застигала темнота, он прямо на земле вкушал краткий сон, а на рассвете снова продолжал путь и всегда шел в одном направлении. Ему хотелось, как он говорил, дойти до внутренней пустыни, где он надеялся встретить кого-нибудь из живущих там отцов, который мог бы духовно просветить его. Зосима шел быстро, словно спеша к какому-то славному и знаменитому прибежищу.

Он шел так 20 дней и однажды около шестого часа решил на малое время остановиться, и, взглянув на восток, сотворил обычную молитву.

Обыкновенно он в определенные часы дня останавливался на краткий отдых, творил песнопения и, преклонив колени, молился. Тут во время молитвы, когда глаза его были возведены к небу, справа от места, где он стоял, Зосима увидел как бы человеческую тень. Он задрожал от ужаса, думая, что это диавольское наваждение. Оградив себя крестным знамением, ибо в это время кончил молитву, и стряхнув страх, Зосима оборотился и увидел, что подлинно кто-то идет в сторону полудня.

Cтарец Зосима причащает святую в пустыне

Человек был наг, темен кожей, словно его опалил солнечный жар, волосы же имел белые, как руно, и короткие, так что они едва досягали шеи. Зосима, увидев это и словно впав от радости в восторг, исполненный ликования из-за удивительного зрелища, бросился бежать в ту сторону, куда поспешал представший ему человек. Он возвеселился неизреченным веселием, ибо не видел во все те дни ни людского облика, ни следов или признаков зверя или птицы, и жаждал узнать, что это за человек и откуда, надеясь стать свидетелем и очевидцем преславных дел.

Когда этот путник понял, что издали за ним следует Зосима, он бросился бежать в глубь пустыни. Зосима же, как бы забыв о своей старости и презрев тяготы пути, решил его настигнуть. Он преследовал, а человек тот усиливался уходить. Но Зосима бежал быстрее и вскоре приблизился к убегающему. Когда же настолько близко подошел, что можно было расслышать голос, Зосима стал кричать и так со слезами говорил: «Зачем бежишь меня, грешного старца? Раб Божий, подожди, кто бы ты ни был, ради Бога, по любви к Которому ты поселился в этой пустыне. Подожди меня, немощного и недостойного, ради надежды своей на награду за подъятый тобою труд. Остановись, удостой старца своей молитвы и благословения ради Бога, не отторгающего ни единого человека».Пока Зосима все это со слезами говорил, оба они оказались как бы в ложе, изрытом речным потоком. Я не думаю, что когда-нибудь там протекала река (ибо как это могло быть в пустыне?), но место было тем не менее таково на вид.

И вот, когда они достигли этой впадины, беглец спустился в нее и вышел на другую сторону, а Зосима, утомившись и не в силах долее бежать, стоял на этом краю, непрестанно плача и стеная, так что при близости расстояния тому возможно было расслышать.

Тогда человек тот сказал: «Авва Зосима, прости меня ради Бога, но нельзя мне оборотиться и показаться тебе на глаза, ибо я женщина и совсем нага, как ты видишь, и срам моего тела ничем не прикрыт. Но если тебе угодно исполнить просьбу грешницы, дай свое рубище, чтобы мне скрыть то, что выдает во мне женщину, и я повернусь к тебе и приму твое благословение».

Ужас и восторг, как он передавал, овладели Зосимой, когда он услышал, что женщина назвала его по имени, Зосимой. Ибо, как муж острого ума, умудренный в вещах Божественных, старец понял, что она не могла бы назвать по имени человека, которого никогда прежде не видела и о ком никогда не слышала, не будучи отмечена благодатью предзнания.

Тотчас Зосима исполнил то, о чем женщина его просила: разорвал свой ветхий гиматий, и, повернувшись к ней спиной, бросил половину ей. Женщина, прикрыв то, что прежде всего следовало закрыть, поворачивается к Зосиме и говорит ему: «Зачем тебе, авва Зосима, угодно было увидеть грешницу? Что хотел ты узнать и увидеть, не убоявшись подъять такой труд?».

Он, склонив колени, по обычаю попросил благословения, а она, припав к его ногам, просила о том же. Оба они простерты были на земле, и каждый просил благословить его, и оба говорили только: «Благослови».

По прошествии достаточного времени женщина сказала Зосиме: «Авва Зосима, тебе приличнее благословить меня и за меня помолиться, ибо ты почтен священническим саном, уже много лет предстоишь святому Престолу и преподаешь Святые Дары».

Это повергло Зосиму в еще больший страх и смятение. Задрожав, старец покрылся испариной и стал плакать, а голос его от стенаний пресекся; затем он сказал, прерывисто и часто дыша: «Все обнаруживает, духовная матерь, что ты удалилась к Богу и умерла для мира. Дарованная тебе благодать угадывается из того, что ты, никогда меня не видев, назвала мое имя и сан. Но, так как благодать измеряется не саном, а достоинствами, - ради Бога, благослови меня и помолись за меня, ибо я нуждаюсь в твоей помощи».

Тогда, уступив настояниям старца, женщина говорит: «Благословен Господь, хотящий спасения душам человеческим и пекущийся о телах наших». Когда Зосима сказал: «Аминь», оба они поднялись с колен. Женщина говорит старцу: «Зачем ты пришел ко мне, грешной, чело-вече? Зачем пожелал увидеть женщину, не имеющую нисколько добродетели? Если благодать Святого Духа путеводила тебя ради того, чтобы со временем ты послужил мне, скажи, каковы теперь судьбы христианского рода? Как императоры? Как устрояются дела церковные?».

Зосима говорит ей: «Коротко сказать, по твоим, мать, святым о нас молитвам, Христос даровал всем прочный мир. Но прими недостойную мольбу старца, и помолись обо всем мире, и обо мне, грешном, чтобы не бесплодно было мое долгое странствие по этой пустыне».

Алексей Человек Божий и Мария Египетская. Москва. Царские изографы. Вторая половина XVII в.

Женщина ответила ему: «Тебе, авва Зосима, имеющему священнический сан, скорее надлежит, как я уже: сказала, молиться обо мне и обо всех, ибо для этого он тебе дан: но, так как мы должны соблюдать послушание, я с охотой подчинюсь твоему велению». С этими словами она обращается к востоку и, возведя к небу глаза и воздев руки, начинает шептать молитву.

Голоса не было ясно слышно, потому Зосима не мог разобрать слов молитвы. Он стоял с опущенной головой, как рассказывал, весь объятый дрожью, и молчал. Зосима, свидетельствуясь Богом, утверждал, что, видя, как долго женщина та молится, он немного приподнял голову и, взглянув, узрел, что она творит молитву, возвысившись чуть не на локоть от земли и застыв в воздухе. Тут его охватил сильнейший страх, и он в великом смятении лег на землю, не смея ничего сказать, только в душе своей многажды повторял: «Господи, помилуй». Простертый на земле, старец стал тогда соблазняться в уме своем, не дух ли это злобный и не притворна ли молитва его? Женщина тут же облегчила душу Зосимы, повернувшись и сказав: «Почему, авва, мысли твои смущают тебя и ты соблазняешься обо мне, что я дух, и молитва моя - притворна. Верь, человече, что я - грешница, оборонена, однако, святым Крещением; не дух я, а персть земная и прах, всецело плоть, чуждая духа».

При этом она осеняет крестным знамением лоб, глаза, губы, грудь, говоря так: «Господь, авва Зосима, да избавит нас от лукавого и от его козней, ибо необорима Господня сила».

Увидев и услышав такое, старец пал на землю и со слезами обнял стопы ее, говоря: «Заклинаю тебя именем Господа Исуса Христа, рожденного Девой, из любви к Кому ты облеклась этой наготой и так изнурила свою плоть, не утаи от раба своего, кто ты, откуда, когда и каким образом пришла в эту пустыню. Не утаи от меня свою жизнь и поведай все, чтобы открылось величие Господне, как гласят слова: «Сокрытая мудрость и сокровище невидимое - какая в них польза?» Поведай мне все, ради Бога, ибо будешь говорить не для тщеславия и похвальбы, а в назидание мне, грешному и недостойному. Ибо я верую Богу, ради Коего ты живешь и подвизаешься, и в эту пустыню путеводительствован был того ради, чтобы Господь открыл мне твои подвиги. Не в нашей власти противоборствовать приговорам Божиим. Не будь угодно Христу, Богу нашему, чтобы открылся подвиг твой, он не попустил бы, чтобы кто-нибудь узрел тебя, и не укрепил меня, кому не дозволено было покидать свою обитель, на совершение столь дальнего пути».

Когда авва Зосима сказал это и многое другое, женщина возвеселила дух его словами: «Я совещусь, авва, поведать тебе о сраме дел моих, прости меня, ради Бога, Но, так как ты зрел нагое тело, я обнажу перед тобой и деяния мои, дабы ты узнал, какого позора и нечестия исполнена моя душа. Не из боязни, как тебе думалось, согрешить тщеславием не хотела я, подлинно сосуд диавола, поведать о себе: я знала, что, начни я повествовать о своей жизни, ты бежал бы от меня, как бегут от змеи, не в силах внимать мерзости, которую я творила. Однако поведаю, ни о чем не умолчав, но об одном прошу - не ослабевай в молитве за меня, чтобы Господь смилостивился надо мной в час Своего Суда».

Старец не переставая плакал, а женщина начала рассказывать свою жизнь, сказав: «Родом я, брат мой, из Египта. При жизни родителей я в двенадцать лет, презрев любовь к ним, ушла в Александрию. Когда я потеряла чистоту и сколь неудержимо и жадно влеклась к мужчинам, я совещусь даже вспоминать, ибо стыд теперь не позволяет мне говорить. Коротко скажу, чтобы ты узнал, как похотлива я была и как падка до наслажденья: 17 лет, да простишь ты мне это, я торговала собой и, клянусь, не ради корысти, ибо часто отказывалась, когда мне предлагали плату. Поступала я так, безвозмездно совершая то, чего мне хотелось, чтобы привлечь к себе большее число желающих. Не думай, что я не брала денег, потому что была богата: мне приходилось просить подаяния или прясть, но я была одержима ненасытной и неудержимой страстью пятнать себя грязью. Это была моя жизнь: я почитала жизнью постоянное поругание своего тела.

Проводя так дни свои, однажды летом я замечаю большую толпу мужчин, ливийцев и египтян, спешащих к морю, и спрашиваю одного из прохожих: «Куда торопятся эти люди?» Он ответил, говоря: «В Иеросалим на праздник Честного Воздвижения Креста, который наступает через несколько дней». Я сказала ему: «А возьмут они с собой меня, если я захочу плыть с ними?» Он мне: «Если у тебя есть деньги на проезд и на пропитание, никто тебе не помешает». Я ответила ему: «Правду сказать, брат, у меня нет ни на проезд, ни на пропитание. Все же я пойду с ними на нанятый ими корабль, и, угодно им это или не угодно, они должны будут меня кормить, ибо за проезд я заплачу своим телом». Мне хотелось отправиться с ними (прости мне, авва), чтобы иметь много любовников к услугам своей похоти. Я предупредила тебя, авва Зосима, чтобы ты не заставлял меня рассказывать о своем распутстве, ибо мне страшно, видит Бог, осквернить словами тебя и самый этот воздух». А Зосима, окропляя слезами землю, отвечал ей: «Говори, Бога ради, матерь моя, говори и не утаивай ничего, что составляет назидательную твою повесть».

Она, продолжая начатый рассказ, говорит: «Тот юноша, услышав мои бесстыдные слова, со смехом пошел прочь.

А я бросила свое веретено (иногда я его носила с собой) и побежала к морю вслед за бегущей туда толпой, повстречавшейся мне. Заметив на берегу каких-то юношей, около десяти или более человек, крепких телом и стремительных в движениях, показавшихся мне подходящими для того, к чему я стремилась (юноши, видимо помогали своим спутникам подняться на корабль, ибо некоторые пришедшие раньше уж заняли свои места), по великому своему бесстыдству, я вмешалась в их толпу и сказала: «Возьмите меня с собой, я буду вам не без пользы». Добавив еще более непристойные слова, я всех заставила рассмеяться. Юноши, увидев мою готовность ко всяческой разнузданности, взяли меня на свой корабль, а так как медлить было не для чего, он снялся с якоря.

Как я поведаю тебе о дальнейшем, отец? Чей язык мог бы передать и чье ухо выслушать, что было в пути? К чему только не побуждала я этих несчастных даже против их воли?! Нет такого сказуемого или несказуемого разврата, в котором я не была бы для этих несчастных наставницей. Я, авва, дивлюсь, как море стерпело мое распутство, как земля не разверзла свои недра и заживо не поглотила меня, уловившую в свои сети столько душ. Бог, я думаю, хотел моего раскаяния, ибо Он не хочет смерти грешника, но, по великодушию Своему, ждет его обращения. Так мы достигли Иеросалима. Все дни, которые я прожила в городе до праздника, я провела так же, если не более позорно. Уже мало мне было юношей, с которыми я имела дело во время плавания и которые в пути служили мне, я совратила и многих других, выбирая для этого и жителей Иеросалима, и чужеземцев.

Когда наступил святой праздник Воздвижения Креста, я по обыкновению ходила по городу, охотясь за душами юношей; и вот, на рассвете, увидев, что все идут в церковь, я пошла с остальной толпой, вместе с нею войдя в притвор. Когда пришел час святого Воздвижения Креста, расталкивая других и в свою очередь теснимая, я пыталась вместе со всеми войти в церковь. С великим трудом мне, несчастной, удалось протиснуться к дверям, ведущим внутрь храма, где молящимся являли Животворящее Древо Креста. Но, когда я была уже на пороге и все беспрепятственно вошли, меня же не допустила войти какая-то Божественная сила, не дав мне перестудить порог. Меня снова оттеснили, и снова я одна осталась стоять в притворе. Решив, что причина этого - женское слабосилие, я вновь смешалась с входящими в храм и изо всех сил боролась и отталкивала соседей локтями, стараясь пройти вперед. Но все усилия были тщетны, ибо, когда злосчастные мои ноги ступили на порог, все люди беспрепятственно вошли, и только меня, бедную, храм не принимал.

Словно воинский отряд, которому приказано было преградить мне вход, некая сила неизменно препятствовала мне, и снова я оказывалась в притворе. Трижды и четырежды безуспешно пытаясь войти, я выбилась из сил, и, будучи не в состоянии расталкивать людей и сносить, чтобы меня толкали (тело мое ослабло от усилий), в конце концов сдалась и отступила в угол притвора. И тогда мне открылась причина, по которой не дано мне было узреть животворящее Древо Креста; ибо духовные очи мои озарило Сын-Слово Божие, указуя, что мерзость дел моих закрывала мне доступ в храм.

Я начала плакать и скорбеть, ударяя себя в грудь и из глубины души испуская стоны, и тут увидела над собой икону пресвятой Богородицы и говорю к Ней, не сводя с Нее глаз: «Дева Владычица, родившая по плоти Бога Слово, я знаю, что не должно и не благовидно мне столь запятнанной грехом, взирать на пресвятой и непорочный лик Приснодевы, чье тело и душа чисты и свободны от скверны. Ибо Твоя чистота должна по справедливости ненавидеть меня и отвращаться моим распутством. Но поелику, как я слышала, Бог, рожденный Тобой, для того и воплотился в человека, чтобы призвать грешников к покаянию, заступись за одинокую и ни в ком не имеющую опоры, сделай, чтобы и мне было дозволено войти в храм. Да не лишишь Ты меня созерцания Креста, на котором распятый во плоти Бог и Сын Твой пролил кровь Свою ради моего искупления. Повели, Владычица, открыть мне двери, чтобы я могла поклониться святому Кресту и рожденному Тобой Богу; стань моей поручительницей в том, что никогда более не оскверню мою плоть постыдным соитием, но, когда взгляну на Крестное Древо Сына Твоего, тотчас отвергнусь мира и всего мирского и тотчас уйду, куда Ты, Поручительница моего спасения, прикажешь мне и куда поведешь меня».

Так я сказала и, укрепленная своей горячей верой и ободренная состраданием Богородицы, покидаю то место, стоя на котором творила молитву. Снова иду я и замешиваюсь в толпу входящих в храм, и сейчас никто уже не отталкивает меня, и я в свою очередь не отталкиваю никого, никто не мешает мне приблизиться к дверям, ведущим внутрь храма. Меня объяли страх и восхищение, и вся я с головы до ног трепетала и содрогалась. Затем я достигла дверей, дотоле недоступных для меня, и словно сила, прежде препятствовавшая, теперь пролагала мне дорогу, свободно переступила порог, и, взойдя в святой храм, удостоилась зреть животворящий Крест; и увидев святое Таинство, я поняла, сколь милостив Бог к кающемуся.

И вот, я, несчастная, пала ниц, лобзая святые те плиты, и поспешно вышла, торопясь к Той, что дала за меня поручительство. Я прихожу туда, где скрепила свое обязательство, и, склонив колени перед Приснодевой и Богоматерью, сказала так: «Ты, милосердная Владычица, явила Свое ко мне человеколюбие и не отторгла мольбы грешницы, и я узрела прославление, которое справедливо не можем зреть мы, нечистые. Хвала Богу, по заступничеству Твоему принимающему раскаяние грешников. Что я, грешница, могу думать и говорить? Пришел час, Владычица, чтобы исполнились слова Твоего за меня поручительства. Ныне путеводи меня, куда Тебе угодно, ныне будь мне и Наставницей спасения, и Руководительницей на пути покаяния».

Говоря это, вдали услыхала глас: «Перейди Иордан и обретешь блаженное успокоение». Услышав этот глас и уверовав, что он обращен ко мне, я в слезах вскричала к Богородице: «Владычица, Владычица, не оставь меня». С этим я покидаю притвор храма и спешу прочь. Когда я выходила, какой-то человек дал мне три фолия, сказав: «Возьми, сестра». Я на эти деньги купила три хлеба и взяла их в благословение пути своего, спросив хлебопека: «Где проходит дорога на Иордан, человече?» Узнав, какие ворота ведут в ту сторону, я бегом вышла из города и в слезах пустилась в путь.

Своими расспросами опережая чужие, я без отдыха шла весь день (кажется, был третий час дня, когда я узрела Крест) и на закате солнца пришла наконец к храму Иоанна Крестителя у Иордана. Прежде всего сотворив там молитву, я тотчас вошла в Иордан и окропила той священной водой лицо и руки, затем в храме Предотечи причастилась чистых и животворящих Таин, съела половину одного хлеба и, напившись воды из Иордана, легла спать на земле. Утром я нашла невдалеке от этого места малую ладью, переправилась на другой берег и снова стала просить Богородицу путеводить меня, куда Ей будет угодно. И вот я оказалась в этой пустыне и, с той поры до сегодняшнего дня пребывая здесь, бегу мира, ожидая Господа моего, спасающего от маловерия и треволнений тех, кто приходит к Нему».

Зосима сказала ей: «Сколько лет, госпожа моя, пребываешь ты в этой пустыне?» Женщина ответила: «Кажется, тому 47 лет, как я покинула святой город» Зосима сказал: «Чем же ты питаешься, госпожа моя?» Женщина сказала: «Два с половиной хлеба были у меня с собой, когда я переправилась через Иордан; вскоре они зачерствели и высохли, и я их понемногу съела».

Зосима сказал: «И столько-то лет ты прожила вовсе без печали и при столь внезапной перемене вовсе не ведала соблазна?» Женщина ответила: «Ты спросил меня ныне, авва Зосима, то, о чем мне даже страшно говорить. Ибо, если теперь стану вспоминать все опасности, которые претерпела, и ужасные мысленные соблазны, боюсь, что вновь они одержат меня». Зосима сказал: «Не умалчивай ни о чем, госпожа моя, ибо единожды я уже просил тебя, чтобы, ничего не опуская, ты во всем меня поучила». Она сказала: «Истинно, авва, семнадцать лет я сражалась в этой пустыне с необузданными своими страстями, как с лютыми зверьми. Когда я садилась есть, мне хотелось мяса, египетской рыбы, хотелось вина, столь мной любимого, ибо, живя в миру, я много его пила; здесь же, не находя и воды, я сгорала от жажды и несказанно страдала. Посещала меня и безрассудная тоска по разгульным песням, постоянно смущая меня и побуждая напевать их демонские слова, которые я помнила. Тогда я плакала и била себя в грудь, вспоминая об обете, который дала, удаляясь в пустыню, и однажды мысленно очутилась я пред иконой Богоматери, моей Поручительницы, и жаловалась ей, умоляя прогнать соблазны, осаждающие мою злосчастную душу. Однажды, когда я долго плакала и сколько доставало сил наносила себе удары, какой-то свет внезапно озарил меня. И с тех пор настала для меня, после треволнения, великая тишь. Как, авва, поведаю тебе о помышлениях, снова толкавших меня в блудный грех? В моем злосчастном сердце горело пламя и всю меня жгло, возбуждая похоть- Едва этот помысел посещал меня, я бросалась на землю и обливала ее слезами; мне думалось, что моя Заступница и Хранительница явилась сюда, чтобы покарать нарушительницу своего обета. Случалось, я по суткам лежала так, пока тот сладостный свет не изливался на меня, прогоняя соблазнявшие ко греху помыслы. Впоследствии я всегда обращала духовные свои глаза к моей Поручительнице, прося помочь мне, терпящей бедствие в море этой пустыни. И Она была мне опорой в моем раскаянии. Так во множестве искушений прошло 11 лет- Но с той поры до сего дня Богородица не оставляет меня и руководительствовала во всем». Зосима сказал ей: «Неужели ты не испытывала недостатка в еде и одежде?» Она отвечала ему: «Съев те хлебы, о которых упомянула, в 17 лет, после я питалась травами и тем, что могла найти в пустыне. Гиматий же, бывший на мне, когда я переправилась через Иордан, сносился. Мне пришлось немало страдать от холода и летнего зноя, когда меня палила жара или, дрожащую, сковывал холод так, что часто я падала наземь и лежала бездыханно и недвижимо. Я постоянно сражалась с кознями и ужасными искушениями диавола. Но с того времени и до сих пор сила Божия всяким путем обороняла мою грешную душу и жалкое тело. Ибо одно воспоминание о том, из скольких опасностей я была ею спасена, насыщает меня нетленным брашном, надеждой на спасение. Ведь брашно мое и крепость - слово Господне. Ибо не хлебом единым живет человек, и совлекшие с себя покров греха облекаются скалой, когда им нечем скрыть наготу»..

Зосима, услышав, что она еще сохраняет в памяти слова Писания, из книги Моисеевой, Иова и Псалтыри, сказал ей: «Ты, госпожа моя, читала только Псалтырь или и другие священные книги?» На это она улыбнулась и говорит старцу: «Истинно, я не видела человека с тех пор, как переправилась через Иордан, кроме как сегодня тебя, не встречала и ни единого зверя, ни другой какой твари, как пришла в эту пустыню. Грамоте же я никогда не училась и не слышала даже, как поют псалмы или что-нибудь оттуда читают. Но Слово Божие, наделенное жизнью и силой, Само дает человеку ведение. Здесь кончается моя повесть. Но как в начале ее, и ныне заклинаю тебя воплощением Божественного Слова молиться обо мне, грешной, пред Господом».

Так сказав и так совершив свой рассказ, она пала к ногам Зосимы. И снова старец со слезами воскликнул: «Благословен Бог, творящий великие, чудные, славные и предивные дела, которым нет числа. Благословен Бог, показавший мне, как он награждает тех, кто боится Его. Истинно, Господи, Ты не оставляешь взыскующих Тебя». Женщина, удержав старца, не позволила ему пасть ей в ноги и сказала: «Все, что ты услышал, человече, заклинаю тебя нашим Спасителем Христом никому не рассказывать, пока Бог не разрешит меня отселе. А теперь ступай с миром - на следующий год ты увидишь меня, а я тебя, хранимого Благодатию Господней. Сделай, ради Бога, то, о чем я тебя ныне попрошу, – в будущий Великий пост не переходи, как принято у вас в монастыре, Иордан».

Зосима удивился, что ей ведомо монастырское правило, и сказал только: «Слава Богу, дарующему великие блага любящим Его». Она говорит: «Оставайся, авва, как я тебе сказала, в монастыре; ведь, если б и захотел, невозможно будет тебе выйти. В день святой Тайной Вечери возьми для меня в священный и достойный подобных Таинств сосуд от животворящего Тела Христова и Крови и стой на том берегу Иордана, который ближе к поселениям, чтобы я могла прийти и причаститься Святых Даров. Ибо с тех пор, как я приобщилась в храме Предотечи, до того, как перейти Иордан, до сего дня не приобщалась и теперь всей душой этого жажду. А потому, молю, не пренебрегай моей просьбой и принеси мне те животворящие и святые Тайны, в тот самый час, когда Господь созвал учеников на святую Свою Вечерю. Авве же Иоанну, игумену твоего монастыря, скажи так: «Призри на себя и на овец своих, ибо они творят дурные дела, которые должно исправить». Но я не хочу, чтобы ты сейчас сказал ему об этом, а когда Бог повелит тебе сделать так». Кончив и сказав старцу: «Помолись за меня», она снова скрылась во внутренней пустыне. Зосима склонил колени и припал к земле, где запечатлелись следы ее, восславил и возблагодарил Бога, и в ликовании души иг тела пошел назад, славословя Господа нашего Христа. Вновь пройдя ту пустыню, он вернулся в монастырь в день, когда у тамошних иноков было принято возвращаться.

Весь год Зосима молчал, не смея никому рассказать то, что он видел, но в душе молил Бога снова явить ему желанный лик. Он страдал и сокрушался, желая, чтобы год оборотился одним днем. Когда же наступило воскресение перед Великим постом, все тотчас после обычной молитвы вышли из монастыря с песнопениями, а Зосиму одержала лихорадка, которая заставила его остаться в келии. Он вспомнил слова святой, сказавшей: «Если б и захотел, - невозможно тебе будет выйти из обители». Спустя немного дней он восстал от болезни, но оставался в монастыре. Когда же прочие иноки вернулись и наступил день Тайной Вечери, он сделал то, о чем женщина попросила его.

Взяв в малый сосуд пречистого Тела и честной Крови Господа нашего Христа и положив в корзинку фиг, фиников и немного моченых бобов, он поздним вечером покидает монастырь и, в ожидании прихода святой, садится на берегу Иордана. Хотя святая медлила своим появлением, Зосима не сомкнул глаз и непрестанно смотрел в сторону пустыни, ожидая ту, кого желал увидеть. Сидя так, старец говорил себе: «Может быть, она не идет из-за какого моего прегрешения? Может, не нашла меня и воротилась назад?» Говоря так, он заплакал, и в слезах стенал, и, воздев глаза к небу, так молил Бога: «Не отнимай у меня, Господи, блаженства снова увидеть то, что дозволил единожды лицезреть. Да не уйду я только с тяжестью обличающих меня грехов», После этой слезной молитвы иная мысль посетила его, и он стал говорить себе: «Что будет, если она придет? Ведь ладьи нигде нет. Как она переправится через Иордан и подойдет ко мне, недостойному? Увы мне, жалкому, увы несчастному! Кто по грехам моим не дал мне вкусить такого блага?»

Пока старец думал такие думы, вот, явилась святая и стала на том берегу реки, откуда шла. Зосима поднялся в радости и ликовании со своего места, славя Бога.

И опять приступило к нему сомнение, что она не сможет перейти Иордан. И видит тогда (ночь выдалась лунная), как святая осенила крестным знамением Иордан и вступила в воду, и пошла по воде немокренно, и направилась к нему. Еще издали она остановила старца и, не позволяя ему пасть ниц, крикнула: «Что ты делаешь, авва, ведь ты иерей и несешь Святые Дары?». Он повиновался, а святая, выйдя на берег, сказала: «Благослови, отец, благослови меня». Он, дрожа, ответил ей: «Подлинно неложны слова Господа, рекшего, что по силам очищающие себя подобны Богу. Слава Тебе, Христос, Бог наш, внявший мольбе моей и явивший милосердие рабу Своему. Слава Тебе Христос, Бог наш, через эту Свою рабу открывший мне великое несовершенство мое».

Женщина попросила прочесть святой Символ Веры и «Отче наш, Сущий на небесах». Когда Зосима кончил творить молитву, она, по обычаю, облобызала уста старца. Причастившись так животворящих Таин, она воздела руки к небу, стеная и плача, воскликнула: «Ныне отпущаешь рабу Твою, Владыко, по слову Твоему, с миром. Ибо видели очи мои спасение Твое». Потом говорит старцу: «Прости, авва, прошу тебя исполнить еще одно мое желание. Сейчас ступай в свой монастырь, хранимый Благодатию Божией, а на следующий год снова приди в то место, где я в первый раз тебя видела. Ступай, ради Бога, и вновь по воле Божией узришь меня». Старец отвечал ей: “О если бы мне было возможно сейчас последовать тебе и вечно видеть честной твой лик. Но исполни единственную просьбу старца - вкуси немного от того, что я принес тебе здесь». И с этими словами он показывает ей свою корзинку. Святая, только кончиками пальцев притронувшись к бобам, взяла три зернышка и поднесла ко рту, сказав, что довольно и Духовной Благодати, хранящей в чистоте душу человека. Затем снова говорит старцу: «Помолись, ради Бога, помолись за меня и вспоминай меня, злосчастную». Он, припав к стопам святой и призывая ее молиться за Церковь, за государство и за него, отпустил со слезами, ибо не дерзал долее удерживать свободную, и ушел, стеная и жалуясь. Святая вновь перекрестила Иордан, вошла в воду и, как прежде, прошла по ней. Старец возвращался, исполненный ликования и великого страха, коря себя за то, что не спросил имени святой; однако надеялся сделать это в следующем году.

По прошествии года старец, совершив положенный срок, снова идет в пустыню, торопясь к той пречудной. Пройдя довольно по пустыне и обнаружив приметы, указывающие ему место, которое искал, Зосима стал озираться по сторонам и все оглядывать в поисках сладчайшей добычи, подобно опытному ловчему. Когда же удостоверился, что нигде ничего не видно, заплакал и подняв глаза к небу, стал творить молитву, говоря: «Яви мне, Владыко, сокровище Твое некрадомое, сокрытое Тобой в этой пустыне. Яви мне, молю, Ангела во плоти, которого недостоин мир». Так молясь, он оказался как бы в изрытом рекой устье и увидел в восточной его части ту святую женщину, лежащую мертвой: руки ее были сложены по обычаю, а лик обращен к восходу. Подбежав, он омочил слезами ее стопы, к остальному же её телу не смел прикоснуться. Довольно часов плакав и прочитав приличествующие времени и обстоятельству псалмы, сотворил молитву погребения и сказал себе: «Не знаю, схоронить останки святой или ей это будет неугодно?» Говоря это, он видит у ее головы начертанную на земле надпись, гласящую: «Здесь схорони, авва Зосима, останки смиренной Марии и прах предай праху, непрестанно вознося молитвы Господу за меня, скончавшуюся по египетскому счислению месяца Фармуфа, по ромейскому апреля в ночь страстей Спасителя по принятии святых Таин».

Прочитав эту надпись, старец возликовал, узнав имя святой, а также и то, что она, причастившись у Иордана святых Таин, тотчас очутилась в месте своего отшествия. Путь, который Зосима с трудом прошел за двадцать дней, Мария свершила в один час и сразу отошла ко Господу. Славя Бога и окропляя слезами тело Марии, он сказал: «Время, смиренный Зосима, совершить повеленное. Но как, несчастный, ты сможешь вырыть могилу, когда нет у тебя в руках ничего?» Сказав это, он увидел неподалеку малый обломок дерева, лежащий в пустыне. Подняв его, Зосима начал рыть землю. Но земля была суха и не поддавалась его усилиям, а старец устал и обливался потом. Испустив из глубины души стон и подняв голову, он видит, что могучий лев стоит у останков святой и лижет стопы ея. Старец при виде льва задрожал от страха, особливо когда вспомнил слова Марии, что никогда она не встречала в пустыне зверя. Осенив себя крестным знамением, он ободрился, уповая на то, что чудесная сила усопшей сохранит его невредимым. Лев же стал ластиться к старцу, выказывая дружелюбие движением тела и всей повадкой. Зосима сказал льву: «Зверь, великая заповедала схоронить ее останки, а я - старец и не имею силы выкопать могилу, вырой ее когтями, чтобы нам предать земле тело святой!» Тотчас же лев передними своими лапами изрыл яму, достаточную, чтобы схоронить тело.

Старец снова окропил ноги святой слезами и, прося ее молиться обо всех, предал тело земле (лев при этом стоял поблизости). Оно было, как и прежде, нагим, одетым только тем лоскутом гиматия, данным ей Зосимой, которым Мария, отвернувшись от него, прикрыла свой срам. После этого оба удалились: лев, подобно овце, отступил во внутреннюю пустыню, а Зосима повернул назад, благословляя Господа нашего Христа и воссылая Ему хвалы.

Возвратившись в свой монастырь, он обо всем рассказал инокам, не скрыв ничего из того, что ему довелось услышать и увидеть, но все с самого начала им передал, так что они дивились величию Господню и со страхом и любовью чтили память святой. А игумен Иоанн нашел в монастыре людей, нуждающихся в исправлении, так что и здесь слово святой не оказалось праздным или бесполезным.

Зосима скончался в этом монастыре почти ста лет от роду. Иноки из поколения в поколение изустно передавали это предание, пересказывая в назидание всем желающим внимать. Но мне неизвестно, чтобы до сих пор кто-нибудь предал его письму. Я записал то, что дошло до меня изустно. Другие, быть может, тоже описали жизнь святой и много меня искуснее, хотя ни о чем подобном я не слышал, а потому, как мог, составил этот рассказ, заботясь более всего об истине. Господь, щедро воздающий тем, кто прибегает к Нему, да сделает поучение читающих наградой мужу, повелевшему мне составить эту запись или повесть, и да удостоит его места и чести, заслуженных блаженной этой Марией, о которой здесь было сказано, и вместе со всеми от века Своими угодниками, почтенными за созерцание и совершение деятельной добродетели.

Восславим же и мы Господа, чье царствие во веки, дабы удостоил и нас в Судный день Своего милосердия во Исусе Христе, Господе нашем, всяческая слава Которому, честь и вечное поклонение со безначальным Отцем и пресвятым, благим и животворящим Духом, ныне и присно и во веки веком. Аминь.

Память ей 14 апреля
(1 апреля по старому стилю)
и в Неделю (воскресенье) 5-ю Великого поста.

Преподобная Мария родилась в Египте. На двенадцатом году жизни она бежала из родительского дома в город Александрию, где предалась безудержному и ненасытному любодеянию и заслужила крайней распущенностью своей жизни позорную известность. Так продолжалось 17 лет, и казалось, что всякая надежда на спасение грешницы потеряна. Но Господь не отвратил от нее Свое милосердие.

Однажды Мария увидела на берегу моря толпу людей, которые собирались плыть на кораблях в Иерусалим на праздник Воздвижения Святого Креста. Отнюдь не из благочестивых побуждений, но просто желая развлечься, она упросила взять и ее, причем вела себя в пути вызывающе бесстыдно. По прибытии в Иерусалим Мария пошла за народом в церковь, но войти в нее не смогла: какая-то неведомая сила отталкивала ее и не пускала внутрь. После нескольких безуспешных попыток Мария отошла в угол церковной паперти и задумалась. Взгляд ее случайно остановился на иконе Пресвятой Богородицы – и вдруг, потрясенная, она осознала всю мерзость и срам своей жизни. Свет Божий коснулся ее сердца – она поняла, что в церковь не пускают ее грехи.

Долго и усердно молилась Мария Пресвятой Богородице, долго умоляла позволить ей войти в церковь и увидеть Крест, на котором пострадал Иисус Христос. Наконец ей показалось, что молитва ее услышана. Дрожа от волнения и страха, подошла Мария к церковным дверям – и на этот раз беспрепятственно вошла внутрь. Там увидела она Животворящий Крест Господень и поняла, что Бог готов простить кающихся. Она снова возвратилась к Иконе Пресвятой Богородицы и обратилась к Ней с мольбой указать ей путь к покаянию.

И тут она услышала как бы далекий голос: «Иди за Иордан, там обретешь покой для души твоей». Мария немедленно отправилась в путь, добралась до реки Иордан, переправилась на другой берег и удалилась в глубину пустыни Иорданской. Здесь, в пустыне, она прожила в полном одиночестве 47 лет, питаясь одними кореньями. Первые 17 лет ее одолевали блудные помыслы, и она боролась с ними, как с лютыми зверями. Претерпевая голод и холод, она вспоминала пищу и вина, к которым привыкла в Египте, веселые песни, которые пела когда-то; но более всего ее одолевали блудные помыслы и искусительные образы... Мария умоляла Пресвятую Богородицу избавить ее от них, падала ниц на землю и не вставала до тех пор, пока в душе ее не совершалось покаяние, – тогда в нее проникал Небесный свет, и она вновь обретала покой. Через 17 лет искусы ее оставили – наступили годы сосредоточенного и отрешенного покоя. Наконец Богу угодно стало явить миру необычный подвиг покаявшейся грешницы, и позволением Божиим Марию встретил в пустыне старец Зосима, инок соседнего монастыря, удалившийся сюда для аскетических подвигов.

К этому времени вся одежда на Марии истлела, но старец покрыл ее своим плащом. Подвижница поведала ему всю свою жизнь, попросив никому о ней не рассказывать и прийти к ней через год на Великий Четверг со Святыми Дарами, чтобы она могла причаститься. На следующий год, исполняя просьбу Марии, старец Зосима взял Св. Дары и отправился к Иордану. На другом берегу он увидел Марию, которая, подойдя к реке, осенила воду крестным знамением и спокойно пошла по ней. С благоговейным трепетом смотрел старец на идущую по воде святую. Выйдя на берег, Мария преклонилась перед старцем и попросила его благословения. Потом выслушала «Верую» и «Отче наш», причастилась Христовых Тайн и произнесла: «Ныне отпущаеши рабу Твою по глаголу Твоему с миром!» Потом попросила Зосиму исполнить последнюю ее просьбу: прийти через год на то место, где он встретил ее впервые. Через год старец вновь отправился на то место, где спасалась Мария, но нашел ее там уже почившей. Она лежала на земле, сложив руки, как на молитве, и обратив лицо на Восток. Рядом с ней на песке было начертано: «Отец Зосима, погреби тело смиренной Марии, умершей 1 апреля. Верни прах праху». Со слезами и молитвами старец предал земле великую подвижницу и возвратился в обитель, где поведал инокам и игумену все, что услышал от преп. Марии.

Преп. Мария Египетская скончалась в 522 г. На первой и пятой неделях Великого поста читается покаянный канон св. Андрея Критского с присоединением молитвенных стихов о Марии Египетской.

Из книги
"О жизни православных святых,
иконах и праздниках"
(согласно Церковному преданию).
Составитель О.А. Попова.

Молитвы святой преподобной Марии Египетской

Молитва первая

О великая Христова угодница, преподобная мати Марие! Услыши недостойную молитву нас, грешных (имена), избави нас, преподобная мати, от страстей, воюющих на души наша, от всякия печали и находяшия напасти, от внезапныя смерти и от всякаго зла, в час же разлучения души от тела отжени, святая угодница, всякую лукавую мысль и лукавые бесы, яко да приимет души наша с миром в место светло Христос Господь Бог наш, яко от Него очищение грехов, и Той есть спасение душ наших, Емуже подобает всякая слава, честь и поклонение, со Отцем и Святым Духом, ныне и присно и во веки веков.

Молитва вторая

О великая Христова угоднице преподобная Марие! На Небеси Престолу Божию предстоящи, на земли же духом любве с нами пребывающи, имеющи дерзновение ко Господу, моли спасти рабы Его, к тебе с любовию притекающыя. Испроси нам у Великомилостиваго Владыки и Господа веры непорочное соблюдение, градов и весей наших утверждение, от глада и пагубы избавление, скорбящым утешение, недугующым - исцеление, падшим - возстание, заблуждшым - укрепление, в делах благих преспеяние и благословение, сиротам и вдовицам - заступление и отшедшим от сего жития - вечное упокоение, всем же нам в день Страшного Суда одесную страны общники быти и блаженный глас Судии Моего услышати: приидите, благословеннии Отца Моего, наследуйте уготованное вам Царствие от сложения мира, и тамо пребывания во веки получити. Аминь.

Молитва третья

О великая Христова угодница, преподобная мати Марие! Услыши недостойную молитву нас, грешных. Образ покаяния нам дадеся, Марие, твоим бо теплым умилением возврати побеждение, Заступницу стяжавши Богородицу Марию, с Неюже о нас помолися.
О, преподобная мати Марие, призывающих тя тёплая молитвиннице, изнемогающих в брани укрепляющая, унывающих скоро ободряющая. В бедах и скорбех помощнице нам благодатная, страждущих целительнице скорая и чудная, яко твоим пособием сокрушаются козни вражия. Преподобная мати Марие, чудо Божия милосердия, от Господа всех благих нам подательнице, молися Ему о рабе Божием тяжкоболящем младенце (имя младенца). Аминь.

Тропарь, глас 8

В тебе, мати, известно спасеся еже по образу: приимши бо крест последовала еси Христу, и дающи учила еси презирати убо плоть, преходит бо: прилежати же о душе, вещи безсмертней: темже и со Ангелы срадуется, преподобная Марие, дух твой.

Кондак, глас 3

Блудами первее преисполнена всяческими Христова невеста днесь покаянием явися, ангельское жительство подражающи демоны Креста оружием погубляет. Сего ради Царствия невеста явилася еси, Марие преславная.

Тексты молитв найдены в Интернете.

Святейший Софроний, Патриарх Иерусалимский

Житие преподобныя матере нашея Марии Египетския

Статия первая

«Тайну Цареву прилично хранить, дела же Божии открывать и проповедовать похвально», – так сказал Архангел Рафаил Товиту после того, как преславно прозрели ослепленные его очи. Потому что боязненно и пагубно есть не хранить государственной тайны, но если умалчивать и о преславных делах Божиих, великий вред душам от того происходит.

«Потому и я, – говорит святый Софроний, – одержим благоговейным страхом, запрещающим мне Божии дела скрыть в молчании, воспоминая из Евангелия вину ленивого раба, данный ему талант для получения прибыли закопавшего в землю, не пуская его в оборот, и осужденного за то Господом. Посему не умолчу никак, объявлю повесть святую, до меня дошедшую!

Не только никто не будь неверующим в то, что я пишу, пусть никто не подумает, что я дерзаю говорить ложное, да не усумнится в вещи сей великой. Не буди мне лгати на святыя!

Если же и найдутся некоторые, которые, получив сие писание, затруднятся веровать, дивясь великому сему делу, и оным милостив да будет Господь: такие люди, зная немощь человеческого естества, странным и невероятным считают то, что о людях возвещается нечто чудесное и преславное.

Но уже подобает начать повесть о вещи сей предивней, бывшей в роде нашем.

Был некий старец в одном из палестинских монастырей, украшенный благонравием жизни и благоразумием слова, хорошо наставленный от самых младенческих пелен в иноческих подвигах. Имя старцу тому – Зосима. Он прошел все подвиги иноческого жития, сохранил всякое правило, преданное от совершенных иноков, и все то совершая, никогда не пренебрег поучением Божественных словес, но, и ложась, и вставая, и в руках имея рукоделие, и вкушая пищу (если можно назвать пищею то, что он весьма помалу вкушал), одно дело имел неумолкающее, никогда не прекращающееся – это всегда хвалебно славословить Бога, и Божественных слов творить поучение.

Будучи отдан с самаго младенчества в монастырь, Зосима до пятидесяти трех лет благоуспешно подвизался в нем постническими трудами.

Но потом стали его беспокоить некие смущения. Ему стало казаться, что он как бы во всем был уже совершен, что ему уже не нужны теперь наставления других, и он говорил мыслию в себе: «Есть ли на земле монах, который мог бы мне принесть духовную пользу, показав мне образец постничества, который я еще не соделал? И найдется ли в пустыне человек, превосходнейший меня в делах моих?»

Когда старец так в себе помышлял, явился ему Ангел и сказал: «О Зосима! Хорошо, как можно только человеку, хорошо ты подвизался, хорошо протек ты постнический подвиг. Однако, никого нет среди людей, который показал бы себя вполне совершенным. Есть бо́льшие подвиги, опередившие то, что тебе известно. И чтобы тебе познать, сколько есть ко спасению иных путей , изыди из земли твоей, как оный Авраам великий в патриархах, и иди в монастырь, находящийся при реке Иордане».

И тотчас старец, покоряясь говорящему, вышел из монастыря, в котором от младенчества иночествовал, и достиг Иордана, наставленный от зовущего его в оный монастырь, в котором быть повелел ему Бог. Постучав же рукою во врата монастырские, нашел привратника и прежде всего сказал ему о себе, а тот известил игумена, который и принял Зосиму.

Увидев его в обличии монаха, совершившего обычное поклонение и молитву, игумен спросил Зосиму: «Откуда ты, брат? И чего ради пришел к нам, нищим старцам?» Зосима же отвечал: «Откуда пришел я, не нужно говорить. Ради духовной пользы пришел я, о отче! Ибо слышал я о вас великое и достохвальное, могущее душу присвоить Богу». Тогда сказал ему игумен: «Бог Един, брате, Исцеляющий немощь души. Он и тебя, и нас да научит Своим Божественным хотениям, и да наставит всех творить полезное. Человек же человека духовно пользовать не может, если каждый не внимает себе и не делает полезное, бодрствуя духом, Бога имея, с ним вместе Делающего. Но если любовь Христова подвигла тебя видеть нас, убогих старцев, то пребывай с нами, коли ради этого ты сюда пришел. И всех нас напитает благодатию Святаго Духа Пастырь Добрый, Давший Душу Свою избавление за нас».

Когда игумен сказал это, Зосима поклонился ему, испросив молитву и благословение и сказав: «Аминь!», стал жить в монастыре том.

Видел он там старцев, сияющих творением добрых дел и Богомыслием, духом горящих, Господу работающих. Пение их было непрестанное, стояние всенощное, в руках всегда делание, в устах их псалмы. Не слышно было среди них ни одного праздного слова, о приобретении тленных прибытков, или о заботе какой житейской не было у них и помину. Одно у них было только – и первое, и последующее старание – иметь себя мертвыми телом. Пищею же их были неоскудевающие словеса Божии. Тело свое питали они хлебом и водою по мере большего или меньшего к Божией любви разжжения.

Видя это, Зосима получал весьма великую духовную пользу, простираясь на предлежащий подвиг.

Прошло немало дней и приблизилось время святого Великого Поста. Надо сказать, что врата того монастыря всегда были заперты и никогда не отворялись, разве тогда только, когда вышел бы кто из братии, посылаемый ради общей потребы, ибо пусто было место то, и не только не входили туда никогда миряне, но даже не знали они о существовании там монастыря.

Был же в монастыре том особый чин, ради которого и Зосиму Бог туда привел. В первую неделю Великого Поста совершал пресвитер святую Литургию и все были причастниками Пречистаго Тела и Крови Христа Бога нашего, потом вкушали немного от пищи постнической. Затем собирались в церковь, и, сотворив прилежную молитву и достаточное количество коленопреклонений, целовали друг друга старцы, просили с поклонами у игумена благословения и моления, могущего силою Божией споспешествовать и сопутешествовать им. Затем отверзали монастырские врата, запевали псалом «Господь Просвещение мое и Спаситель мой, Кого убоюся, Господь Защититель живота моего, от Кого устрашуся...» весь до конца и исходили все в пустыню. Оставались в монастыре хранителями его один или два человека из братии, и то не для охранения имений (ибо не имел монастырь тот чего-либо, похищаемого ворами), но чтобы храм монастырский не остался без Божественного служения. Все переходили реку Иордан, причем каждый нес с собой пищу, какую мог и хотел с собой взять, по мере телесной потребы каждого: один немного хлеба, другой – смоквы, третий – финики, иной же – зерна, размоченные в воде. А кто и ничего не брал, только тело свое да рубища, которыми одет был; когда же естество телесное принуждало что-то вкушать, питался таковой растениями пустынными.

Так они, переправившись через Иордан, далеко расходились друг от друга, и не видел один другого, как тот постится, или как подвизается. Если же случалось кому увидеть другого, идущего по направлению к нему, он тотчас же уклонялся в сторону, и жил один, Богу поя всегда , и весьма мало в подобающие времена вкушая пищи.

Когда так уже весь Великий Пост заканчивался, возвращались монахи в монастырь к Воскресению последнему перед Пасхой, когда Церковь приняла праздновать Предпразднство Пасхи или Цветоносие (что у нас с вами называется Входом Господним во Иерусалим и Вербною неделей).

Каждый тогда возвращался, имея свидетелем пустынных своих трудов совесть свою, знающую, что он соделал. И отнюдь никто не спрашивал другого, как и каким образом совершил тот подвиг труда. Таков был устав монастыря того.

Тогда и Зосима, по обычаю монастырскому, переправился через Иордан, совсем немного неся с собою пищи ради потребности телесной и одежду, в которую был одет. Совершал же он свое молитвенное правило, идя по пустыне и вкушая по нужде пищу. Сна же имел мало, ночью немного почивал, к земле приклоняясь и садясь там, где заставала его ночь. И вставая весьма рано, снова шел. Желал же он проникнуть во внутреннюю пустыню, надеясь найти некоего из отцов, там подвизающихся, который мог бы принести ему духовную пользу. И приложилось ему желание к желанию. Идя двадцать дней, остановился он немного в пути, и, обратившись на восток, пел Час шестый, творя обычные молитвы: он немного останавливался в путешествии своем, при пении и поклонах каждого часа.

Когда же он стоял и пел, увидел он направо от себя как бы тень человеческого тела, сначала устрашился, думая, что это привидение бесовское, и, придя в трепет, осенил себя крестным знамением, и, страх отложив, уже оканчивая свою молитву, поглядел в южном направлении, и увидел некоего человека идущего, нагого телом, черного от солнечного загара. Волосы у него на голове были белы, как снег, и коротки, достигая только до шеи.

Увидя сие, Зосима начал бежать в ту сторону, радуясь радостью великою, ибо не видел в те дни ни человека, ни какого-либо животного.

Когда же то «видение» увидело Зосиму, издалеча идущего, начало бежать с поспешностью во внутреннюю пустыню. Зосима же, как бы забыв свою старость и тяжесть путешествия, быстро бежал, желая догнать «бежащее», и так этот догонял, а тот убегал, но бег Зосимы был скорее того «бежащего». Когда же Зосима приблизился настолько, что можно было уже слышать его голос, начал он вопить со слезами, говоря: «Зачем бежишь от меня старца грешного, раб Истинного Бога, Коего ради и в пустыне сей живешь? Подожди меня, недостойного и немощного. Подожди, ради надежды воздаяния Божия за твои труды. Стань, и подай мне, старцу, молитву твою и благословение, ради Бога, Который никого не возгнушался».

Пока Зосима со слезами это говорил, они еще более приблизились друг к другу, бежа к некоему месту, которое имело вид как бы русла высохшего потока. Когда оба прибежали на то место, «бежащее» достигло того берега потока. Зосима же в крайнем утомлении, не имея сил больше для бега, остановился на этом берегу и «приложил к слезам слезы, к воплю вопль», так что далеко разносились его рыдания.

Тогда оное бежащее тело издало такой глас: «Авва Зосима, прости меня Господа ради, что не могу, обернувшись, явиться тебе: ведь я – женщина, и, как видишь, нагая, стыд телесный имею непокровенным. Но если хочешь мне, жене грешной, подать молитву твою и благословение, брось мне что-нибудь из твоей одежды, я покрою наготу мою, и, обратившись, приму от тебя молитву. Тогда трепет, и страх великий, и ужас ума объял Зосиму, ибо услышал он, что она зовет его по имени, хотя раньше никогда его не видела и о нем не слышала. И сказал себе: «Если бы она не была прозорливой, не назвала бы меня по имени». И исполнил вскоре просьбу ее: снял с себя одежду свою, ветхую и раздранную, которую носил, бросил ей и отвернулся лицом от нее. Она же, взяв, покрыла часть тела своего, наиболее нуждающуюся в покрытии, как только было возможно, и, препоясавшись, обратилась к Зосиме и сказала ему: «Зачем пожелал ты, авва Зосима, грешную жену видеть? Что требуя от меня слышать, или чему научиться, не поленился ты подъять на себя толикий труд?» Он же, повергшись на землю, просил благословения от нея. Тогда и она поверглась ниц, и лежали оба друг против друга на земле, друг у друга благословения прося, и не слышно было от них обоих долгое время ничего другого, кроме: «Благослови!» По прошествии немалого времени сказала оная женщина Зосиме: «Авва Зосима! Тебе подобает благословить и молитву сотворить: ведь ты почтен саном пресвитерства, и, много лет Святому Алтарю предстоя, Божественных Таин Богу приносишь». Эти слова повергли Зосиму в еще больший страх, и трепетен был старец. Обливаясь слезами и стеня, говорил он к ней изнемогающим и перетружденным дыханием: «О, мати духовная! Ты приблизилась к Богу, зело умертвивши в себе все греховное. Тебя являет данное тебе от Бога большее, чем у других, дарование: ты именем меня зовешь, и пресвитером нарекла того, кого никогда ни видела. Поэтому благослови сама Господа ради и подаждь молитву требующему от твоего совершения». Тогда она, уступая прилежной просьбе старца, сказала: «Благословен Бог, Хотящий спасения душам человеческим». Зосима отвечал: «Аминь». И встали оба от земли. Тогда сказала она старцу: «Чего ради ко мне, грешнице, пришел ты, человек Божий? Чего ради восхотел видеть женщину нагую, никакой добродетели не имущей? Однако это благодать Святого Духа наставила тебя, чтобы ты некое служение совершил телу моему, когда это потребуется. Скажи мне, отче, как христиане живут ныне, как цари и как святые Церкви?» Зосима отвечал: «Молитвами святыми вашими Бог даровал крепкий мир. Но приими мольбу недостойного старца и помолись Господа ради о мире и обо мне, грешном, чтобы не осталось для меня бесплодным это пустыннохождение». Она же отвечала ему: «Тебе более достойно, авва Зосима, как имеющему священный сан, за меня и за всех молиться, ибо ты на то и поставлен. Однако, поелику должны мы творить послушание, сотворю то, что ты мне повелел. Сказав это, она обратилась лицом на восток, и воздев очи и руки к небу, начала молиться тихо; и невозможно было разобрать ее молитвенных слов. Зосима не уразумел ничего из произнесенного ею, и стоял (как потом рассказывал) в трепете, ничего не говоря, и потупив взор свой к земле. Он призывал потом Бога во свидетели, говоря так: «Когда она медлила на молитве, я поднял немного очи от земли и увидел, что она поднялась на земли на один локоть (не ниже как на полметра ) и так стояла в воздухе и молилась». Видя это, Зосима, одержимый еще большим страхом, поверг себя на землю, обливаясь слезами, и ничего не говорил, кроме – Господи помилуй! Когда он так лежал на земле, смутила его мысль, что это привидение и дух, который лишь притворяется молящимся. Но она, обратившись и подняв старца, сказала: «Авва Зосима! Зачем смущают тебя помышления о привидении, которые говорят тебе, что я – дух и молюсь притворно? Ей, молю тя, блаженне отче, да будет тебе известно, что я, хотя и грешная жена, однако ограждена святым крещением, и не дух я в привидении, но – земля, прах и пепел, и всячески плоть, так как никогда ничего духовного не помыслила. И сказав это, осенила крестным знамением чело свое, очи, уста и перси, говоря так: «Бог , авва Зосима, да избавит нас от лукаваго и от ловления его, ибо многа брань (то есть война) его на нас!» Слышав и видев все это старец, пал ее к ногам и говорил со слезами: «Заклинаю тебя именем Господа нашего Иисуса Христа, истинного Бога, родившегося от Девы, Коего ради наготу сию носишь и плоть свою так умертвила, не скрой от меня твоего жития, но поведай мне все, чтобы явным сотворить величие Божие. Скажи мне все Бога ради; ведь ты скажешь это не для того, чтобы похвалиться, но чтобы возвестить о всем бывшем с тобою мне грешному и недостойному. Верую Богу моему, Которым ты живешь, что для того он и направил меня в пустыню сию, чтобы все твое сотворить явным. Нет ведь у нас силы противиться судьбам Божиим. Если не угодно было бы Христу Богу нашему, чтобы были узнаны ты и подвиги твои, то Он не явил бы мне тебя и не укрепил бы меня на столь трудный путь, ведь я никогда не хотел и не мог (без нарочитого указания Божия) выйти из келии моей». Когда Зосима изрек эти и многие другие слова, они воздвигла его от земли и сказала ему: «Отче, прости меня, стыжусь поведать тебе срамоту дел моих, но поелику видел ты нагое тело мое, обнажу пред тобой и дела мои, чтобы ты узнал, какого стыда и срамоты преисполнена душа моя, не ради похвалы (как ты сказал) то, что было со мной, поведаю тебе: чем могу похвалиться я, бывшая сосудом диавола!? Но если начну повесть о себе, придется тебе так бежать от меня, как люди бегут от змеи, не терпя слышать ушами все то непотребное , что я, недостойная, соделала. Однако изреку, не умолчав ни о чем, только заранее прошу тебя, не оскудевай молитвой за меня, чтобы мне получить милость в день суда.

Статия вторая

(после третьей песни Великого канона, малой ектении и седальна)

Зосима с великим желанием и с неудержимыми слезами приготовился слушать, а она начала повествовать о себе так: «Я, отче, рождена в Египте, и, когда мне было еще двенадцать лет и еще живы были мои родители, я отвергла себя от их любви , и отправилась в Александрию. Стыжусь и помыслить , не только подробно рассказывать, как я растлила мое первое девство, как начала творить неудержимое и ненасытное любодеяние; однако скорее произнесу то, что необходимо, дабы ты узнал о невоздержании плоти моей. Семнадцать и более лет провела я в публичном блудодеянии , не ради подарков или заработка: от некоторых, пытавшихся платить мне, я не пожелала ничего принять; это делала я для того, чтобы большее число людей привлечь к себе, которые охотнее спешили бы ко мне без денег и исполняли бы плотское мое желание. Не думай, что будучи богатой, не взимала я денег, наоборот – я жила в нищете, и много раз, голодная, лен пряла, но разжжение имела ненасытное всегда – в тине блудной валяться; то почитала и жизнью, чтобы всегда творить бесчестие естества! Так живя, увидела я в жатвенное время много мужчин египтян и ливиян, идущих к морю. Я спросила встретившегося мне человека: «Куда идут эти люди с таким старанием?» Он отвечал: «В Иерусалим, Воздвижения ради Честнаго и Животворящаго Креста , которое скоро праздноваться будет». И сказала ему: «Возьмут ли меня с собою?» Он отвечал: «Если имеешь плату за проезд, то никто тебе не возбранит». Тогда я сказала: «Брат, не имею я ни пищи, ни денег, но пойду на корабль , там и питать меня будут, и собою заплачу им за проезд». Я хотела идти с ними (прости меня, отче!), намереваясь как можно больше людей склонить к греховной моей страсти...

Отче Зосимо, не принуждай меня объявить тебе стыд мой, ибо ужасаюсь я . Господь знает, что самый воздух оскверняю я словами моими! »

Зосима же, омочая слезами землю, отвечал ей: «Говори, Господа ради, мати моя, и не престань от полезной мне повести» . Тогда она продолжала: «Тот юноша, услышав бесстыдство скверных моих слов, одержимый смехом отошел, я же побежала к морю, где среди спешащих на корабль увидела человек десять молодых, которые казались мне удобными для скверной похоти моей. Многие уже вошли на корабль. Я, по обычаю бесстыдно вскочивши к ним, крикнула: «Возьмите и меня туда, куда вы отправляетесь, вот увидите, что я угожу вам». И прибавив несколько иных скверных слов, подвигла всех на смех. Они же, видя мое бесстыдство, взяли меня и ввели в корабль, и мы отправились в путь. А что потом было, как поведаю тебе, о, человече Божий!!! Какой язык изречет , или слух приимет, злые мои дела на пути и в корабле!? Как и не хотящих я, окаянная, понуждала на грех. Невозможно изобразить тех нечистот, описуемых и неописуемых, которых в ту пору я была учительница! Поверь мне, отче, ужасаюсь я и дивлюсь, как понесло море блуждение мое; как не разверзла земля уст своих и не поглотила меня живую во ад! Ведь столько уловила я в сеть смертную! Но думаю, что покаяния моего искал Бог, не хотящий смерти грешника, но с долготерпением ожидающий его обращения!

Так вот, с таковыми делами и заботами вошла я в Иерусалим и несколько дней, оставшихся до Праздника, там пробыла, творя такие, как и прежде дела, а иногда и хуждшие . Не довольствовалась я юношами, бывшими со мною на корабле в пути, но и иных многих, и граждан иерусалимских, и странников собирала я на ту же скверну . Когда же наступил Праздник святаго Воздвижения Честнаго Креста Господня, я старалась войти в церковь с народом из притвора церковного, теснилась, но оттесняема была и отталкиваема назад. Будучи весьма угнетаема народом, с многим трудом и нуждою приблизилась к дверям церкви и я, окаянная. Когда же ступила я на дверной порог, другие все невозбранно вошли, мне же воспрепятствовала некая Божественная сила , не допуская войти. Я снова пыталась проникнуть внутрь храма, но была отринута , и одна стояла в притворе отверженная, все еще думая, что это случается мне от моей женской слабости.

Снова смешалась я с иными входящими в церковь, и усиливалась войти, но все труды мои были напрасны . И снова, как только нога моя грешная коснется церковного порога, церковь всех примет, никому не возбраняя, меня же одну, окаянную, не принимает! Как воинство, на то поставленное, чтобы заграждать вход , так снова и снова мне запрещала войти некая внезапная сила , и опять я оказывалась в притворе. Так пострадав трижды и четырежды , и все без успеха, изнемогла я , и все не могла присоединиться к входящим. К тому же и тело мое все болело от угнетающих меня людей, меж которых я теснилась, стараясь проникнуть в церковь.

В стыде и отчаянии отступила я , наконец, и стала в одном из углов притвора церковного, и едва несколько пришла в чувство, поняв, какая вина возбраняет мне видеть Животворящее Древо Креста Господня!

Ибо коснулся очам сердца моего свет разума спасительного, заповедь Господня светлая, просвещающая душевные очи, показующая мне, что тина моих дел возбраняет мне вход в церковь! Тогда начала я плакаться и рыдать, и бить в перси, износя воздыхания из глубины сердца.

Плачущись же на месте, на котором находилась, увидела я наверху икону Пресвятыя Богородицы , на стене стоящую, и сказала из глубины души, неотвратно устремив к ней очи и ум: «О, Дево Владычице, Рождшая плотию Бога Слова! Знаю, воистину знаю, что недостохвально и неблагоприятно Тебе, чтобы я, нечистая и скверная блудница, имеющая оскверненными и тело, и душу, взираю на честную икону Твою – Пречистыя Приснодевы Марии, справедливо же есть мне, блуднице, возненавиденной и омерзенной быти от Твоея девственныя чистоты. Но понеже слышала я, что сего ради Бог человек бысть, егоже родила еси, да призовет грешников на покаяние, помози мне, единей, не имущей ни от кого помощи. Повели, да и мне невозбранен будет в церковь вход. И не лиши меня видеть честное Древо, на котором плотию пригвоздился Бог, рожденный от Тебя, Который и Кровь Свою дал за избавление мое! Повели, о, Владычице, да и мне, недостойной, двери церковные отверзутся к поклонению Божественного Креста. И будь мне Ты Поручница достовернейшая к Рожденному из Тебя, что никогда уж больше не стану я тело мое осквернять никаким блужения поруганием, но когда Древо Святое Крестное Сына Твоего узрю, мира и всего, что в нем, отвергусь, и тотчас же изыду туда, куда ты сама, как Поручница моего спасения, наставишь мя».

Сказавши так и как бы получивши некое извещение, будучи разжженна верою и утвержденна надеждою на благоутробие Пречистой Богородицы , двинулась я от того места, на котором стоя, творила молитву, и снова присоединилась к входящим в церковь.

И уже никто меня не отталкивал , никто не возбранял быть близ дверей, которыми входят в церковь. Объял меня страх и ужас, я вся трепетала и тряслась. Так достигши дверей, которые дотоле были для меня затворены, без труда вошла я внутрь церкви Святая Святых, и сподобилась видеть Древо Честнаго и Животворящаго Креста, и видела Тайны Божия: и како готов есть принимати кающихся! Падши же на землю, поклонилась честному Древу Крестному, и лобызала Его со страхом, и вышла, желая придти к Поручнице моей . Придя на то место, где Поручницы моей изображение, икона Ее святая , и поклонившись на колена перед Приснодевою Богородицею, сказала так: «О, Присноблаженная Дево Владычице, Богородице! Ты показуешь на мне Твое преблагое человеколюбие! Ты недостойной моей не гнушаешься молитвы! Ибо я видела славу, которую поистине недостойно видеть мне блудной! Слава Богу, приемлющему ради Тебя покаяние грешных. Что же имею, грешная, более помыслить или сказать?! Время уже, Владычице, исполнить за поручением Твоим то, что я обещала! Куда изволишь, туда ныне наставь меня, отныне будь Сама мне на всю последующую жизнь мою спасения Учительница, руководствуя на путь покаяния ». Сказав так, услышала я издалека идущий голос : «Если перейдешь Иордан, найдешь добрый покой!» Я же голос тот услышав и веруя, что он был ради меня, со слезами воззвала, взирая на икону Богородицы: «Владычице, Владычице! Не оставь меня!» И так возопивши, вышла я из притвора церковного и поспешно шествовала. Увидел меня некто идущую, дал мне три монеты, сказав: «Приими это, мать!» Я же, приняв монеты, купила на них три хлеба , спросив хлебопродавца: «Где путь ко Иордану?» Узнав же, где городские ворота, ведущие к той стороне, вышла; шла и плакала . Спрашивая дорогу у встречных, день тот окончила в пути, потому что был уже третий час дня, когда я сподобилась видеть Честный Крест Христов, а когда солнце уже преклонилось к западу, я достигла церкви святаго Иоанна Крестителя, которая находится близ Иордана, в которой, поклонившись, сошла к Иордану тотчас же. И тою святою водою руки и лицо умыв, пошла в церковь и причастилась там Пречистых и Животворящих Таин Христовых . После сего съела я половину одного из имевшихся у меня хлебов, и пила Иорданскую воду, и почивала ночью на земле. А рано утром, найдя там небольшую лодку, переправилась в ней на другую сторону Иордана и снова помолилась Наставнице моей Богородице, чтобы наставила меня туда, где Ей Самой благоугодно. Так пришла я в пустыню сию, и оттоле, даже и до днесь, удалихся бегая и зде водворихся, чая Бога, Спасающаго мя от пренемогания души и бури, обращающуюся к Нему .

И сказал Зосима Преподобной: «Госпожа моя, скажи, сколько лет прошло с тех пор, как водворилась ты в этой пустыне?» Она отвечала: «Думаю, что прошло около сорока семи лет, как я вышла из Святого Града». Зосима же сказал ей: «Что ты здесь находишь себе в пищу, госпоже моя?» Она сказала: «Перейдя Иордан, я принесла себе полтора хлеба, которые постепенно высохли и окаменели. Помалу вкушая их, я жила много лет». Зосима сказал: «Как же без воды пробыла ты столько лет? Неужели ты не претерпевала никакой беды от внезапного расслабления?» Она же отвечала: «О, авва Зосима, ты меня спросил о том, о чем я трепещу тебе отвечать, потому что, если вспомню все те напасти, от которых я пострадала, если вспомню те помышления лютые, которые столько причинили мне бед, боюсь, как бы они снова не оскорбили меня . Поверь мне, Авва, что я пробыла в этой пустыне шестнадцать лет, борясь с моими безумными похотями, как с лютыми зверьми! Ибо, когда начинала вкушать пищу, тотчас хотелось мне мяса и рыбы, которые имела я во Египте, хотелось мне и любимого мною вина: ведь я много пила вина , когда была в мире. Здесь же, даже не имея возможности воды испить, я была палима лютою жаждою, которую мне было ужасно тяжело терпеть. Бывало мне и желание любострастных песен , очень смущавшее меня и соблазнявшее петь песни бесовские , к которым я привыкла, будучи в мире. Но я тотчас, обливая себя слезами и с верою бия себя в грудь, воспоминала обеты, которые я сотворила, входя в пустыню сию. Мысленно же припадала к иконе Пречистой Богородицы, Споручницы моей, и у подножия Ея плакалась, прося отогнать от меня помышления, терзающие окаянную душу мою. По долгом же плаче и усердном биении себя в грудь наставала для меня великая тишина. Как же, Авва, исповедаю я тебе свои помышления, толкавшие меня на грех? Они, как огонь, разгорались в окаянном сердце моем и отовсюду всю опаляли меня, принуждая ко греху ! Когда же такое помышление приходило ко мне, я повергала себя на землю, представляя (мня), что Сама Споручница стоит и истязует меня как преступницу, показывая мне муку за мое преступление . И не вставала я, поверженная на землю, ночь и день, пока снова сладкий свет не осиявал меня и не прогонял смущавшие меня помыслы. Я непрестанно возводила очи мои к Споручнице моей, прося от Нея помощи, и воистину имела Ее Помощницей и Споспешницей к покаянию . Так я скончала семнадцать лет, тьмами принимая беды, с тех пор же до нынешнего дня Помощница моя Богородица во всем и на все руководит меня ».

Сказал же Зосима к ней: «С той поры разве не требовались тебе больше пища и одежда ?» Она же отвечала: «Хлебы те, как я уже тебе сказала, кончились у меня по прошествии семнадцати лет, а потом я питалась травой, растущей в этой пустыне. Одежда моя, в которую я была одета, переходя Иордан, от ветхости истлела. Я много и тяжко страдала от зимней стужи и от летнего зноя, опаляемая солнцем или трясущаяся от мороза. Так много раз, падши на землю, долго лежала как бы бездушная и недвижимая. Многократно боролась я с многоразличными напастями и бедами. И с тех пор даже до ныне Сила Божия многообразная и душу мою грешную, и тело унылое соблюла! И помышляя только о том, от какого зла избавил меня Господь , приобрела я неоскудевающую пищу – надежду спасения моего . Ибо питаюсь и покрываюсь глаголом Божиим, содержащим все ! Ибо не о хлебе едином жив будет человек. И: елицы не имяху покрова, в камение облекошася, елико их совлечеся греховнаго одеяния! »

Услышав же Зосима, что и словеса Писания воспоминает, от Моисея и пророков, и от книг псаломских, сказал ей: «Разве ты училась, госпожа, псалмам и иным книгам?» Она же, услышав это, улыбнулась и сказала ему: «Поверь, человече, что не видела я другого человека с тех пор, как перешла Иордан, кроме твоего лица ныне, не видела ни зверей , ни иных каких животных, книгам же никогда не училась, даже не слышала кого другого, поющего или читающего, но Слово Божие, живое и действенное, Само учит разуму человека . Ныне же заклинаю тебя воплощением Слова Божия: молиться за меня, блудницу! » Когда она это сказала и кончила рассказывать, устремился старец поклониться ей и со слезами возопил: «Благословен Бог, творящий великая и страшная, славная же и дивная и неизреченная, имже несть числа. Благословен Бог, показавший мне, елика дарует боящимся Его ! Воистину не оставляешь Ты взыскующих Тебя, Господи!»

Она же не попустила старцу совершенно поклониться ей и сказала ему: «Заклинаю тебя, отче, все это, что ты слышал, никому не говори до тех пор, пока Бог от земли не возьмет меня. Ныне же с миром иди, и снова в будущем году увидишь меня по Божией хранящей нас благодати. Сотвори же ради Господа то, что я тебе поведаю с мольбою: в Великий Пост будущего года не переходи через Иордан, как обычай есть творить в монастыре». Удивился же Зосима, услышав, что она и чин монастырский знает и объявляет, и ничего другого не говорил, как только: «Слава Богу, дающему великая любящим Его!» Она же сказала ему: «Останься, Авва, как я прошу тебя, в монастыре, ибо если ты и захотел бы выйти, то не сможешь... Во Святый же и Великий Четверг, в вечер Таинственной Христовой Вечери, возьми часть Животворящего Тела и Крови Христа Бога нашего в сосуд священный, достойный таковаго таинства, принеси же и подожди меня на той стороне Иордана, вблизи мирского селения, чтобы я, придя, причастилась Животворящих Даров. Ибо с тех пор, как я причастилась их в церкви Предтечевой, прежде перехода моего через Иордан, даже доныне Той Святыни я не получала. Ныне же усердно Ея желаю и молю тебя: не презри моего моления, но непременно принеси мне Животворящее то Божественное Таинство в тот самый час, в который Господь сотворил причастниками Божественной Вечери Своих учеников и апостолов. Иоанну же, игумену того монастыря, где ты живешь, скажи: «Внимай себе и стаду твоему» , ибо там творится нечто такое, что требует исправления ; однако хочу, чтобы ты это не теперь ему сказал, а когда тебе Господь повелит». Сказав это и попросив старца за себя помолиться, отошла она во внутреннюю пустыню.

Зосима же поклонился до земли, целуя то место, где стояли стопы ног ея, воздал славу Богу и возвратился, хваля и благословя Христа Бога нашего. Перейдя ту пустыню, пришел он в монастырь в тот день, когда был обычай братии возвращаться, и в тот год умолчал обо всем, не смея никому поведать того, что видел. В себе же молил Бога показать ему снова желаемое лице, скорбел же о том, что течение года слишком долго, и желал, чтобы год сделался кратким, как один день, если бы это было возможно. Когда наступила снова Первая Неделя Святаго Великаго Поста, сразу же по обычаю и чину монастырскому вся братия с псалмопением вышла в пустыню. Зосима же был весь в жару от тяжкой боли, отчего невольно должен был он остаться в монастыре ! Вспомнил он тут слова Преподобной, что если бы он и хотел тогда выйти из монастыря, невозможно ему будет , но лишь прошло несколько дней, как он встал от недуга и пребывал в монастыре. Когда же возвратилась братия и приблизился вечер Таинственной Христовой Вечери, исполнил Зосима завещанное ему: вложил в малую чашу часть Пречистаго Тела и Крови Христа Бога нашего , положил также с собою в корзину немного сушеных смокв, и фиников, и зерен, размоченных в воде, и пошел поздно вечером, и сел на берегу Иордана, ожидая Преподобную. Но, как она замедлила, пришлось ожидать ему немало, но он не задремал , а неуклонно смотрел в пустыню, ожидая усердно увидеть желаемое. Сказал же сам в себе старец: «Может быть мое недостоинство возбранило ей прийти, или раньше приходила она и, не видя меня, возвратилась». Так размышляя, вздохнул он, и прослезился, и, возвед очи на небо, молился Богу, говоря: «Не лиши меня и ныне, Владыко, видения того лица, которое видеть сподобил Ты меня! Да не возвращусь попусту, нося мои грехи на обличение мое!» Так помолившись со слезами, перешел он в другое помышление, говоря в себе: «Что же будет, лодки то ведь нет , как она сможет переправиться через Иордан и прийти ко мне, грешному? Увы моему недостоинству! Увы мне, кто сделал так, что я лишаюсь таковаго добра?» Пока так помышлял старец, вот Преподобная пришла и стала на той стороне реки, с которой шла. Зосима встал, радуясь и веселясь и славя Бога. Но он еще боролся с помыслом, что не может ведь она переправиться через Иордан. И вдруг видит, что она осенила Иордан Крестным знамением (всю ночь тогда светила луна), и с этим знамением сошла на воду и, ходя поверх воды, направилась к нему ! Он хотел поклониться ей, но она возбранила ему еще тогда, когда шествовала по воде, говоря: «Что ты делаешь, Авва? Ты – священник и несешь Божественные Тайны!» Тогда старец послушался ее, а она, выйдя на берег с воды, сказала старцу: «Благослови, отче, благослови!» Он же, ей отвечая с трепетом (ибо ужас его объял от предивного видения), сказал: «Воистину Бог неложен есть, обещавший уподобить Себе всех тех, которые себя по силе своей очищают. Слава Тебе, Христе Боже наш, показавший мне рабою Твоею сею , насколько я отстою от меры совершения». Когда сказал он это, святая просила его прочитать Символ святыя веры: «Верую во Единаго Бога Отца Вседержителя...» и молитву Господню: «Отче наш, Иже еси на Небесех...». По конце молитв она причастилась Пречистых и Животворящих Христовых Таин и по обычаю приветствовала старца. И воздевши руки к небу, прослезилась и возопила: «Ныне отпущаеши рабу Твою, Владыко, по глаголу Твоему с миром, яко видеста очи мои спасение Твое» . И сказала старцу: «Прости, Авва Зосима, еще и другое мое желание исполни: иди ныне в монастырь твой, Божиим миром храним, а в будущем году приди снова на поток тот иссохший, на котором ты со мной вперед беседовал. Приди, приди Господа ради, и снова увидишь меня, как хочет Господь… ». Он же отвечал ей: «Хотел бы, если бы было можно, ходить вослед тебя и видеть честное твое лице ; молю же: исполни одно , что я, старец , прошу у тебя: вкуси немного пищи, которую я принес сюда», и показал, что у него было, принесенное в корзине. Она же, сочива краями перстов коснувшись и взяв три зерна , приняла их в уста и сказала: «Довольно этого благодати духовной , которая хранит естество души неоскверненное». И снова сказала старцу: «Моли Господа о мне, отче мой, поминая всегда мое окаянство ». Он же поклонился пред ногами ея и просил ее, чтобы молилась Богу о Церкви, и о всех православных, и о нем. Прося об этом со слезами, сам стеня и рыдая, отпустил ее идти, не смея дольше удерживать ее; да если бы и хотел, нельзя было ее удержать . Она же снова оградила Иордан крестным знамением и перешла его опять поверх воды. Старец же возвратился, одержимый многою радостию и страхом. Укорял же он себя и жалел о том, что не узнал имени Преподобной , однако надеялся узнать его на будущий год.

По прошествии же года снова пошел Зосима в пустыню, все исполнив по обычаю, и поспешал ко оному предивному видению. Пройдя же всю пустыню вдоль и достигши некоторых признаков того места, которое он искал, старец оглядывался направо и налево, всюду зорко смотря, будто охотник, высматривающий себе хороший лов. Когда же ничего движущегося нигде не обнаружил, начал обливать себя слезами, и, возвед на небо очи, молился, и говорил: «Покажи мне, Господи, сокровище Твое некрадомое, которое в пустыни сей Ты скрыл, покажи мне, молю, во плоти ангела, с которым сравниться недостоин весь мир».

Так молясь, достиг он места, где обозначил себя высохший поток, и, став на берегу его, увидел на восток от него Преподобную, лежащую, мертвую. Руки ея были, как полагается, сложены крестом, а лицо обращено на восток. К ней же он притек, омывал слезами ее ноги, ни к какой же иной части тела не смел он прикоснуться. Сотворив многий плач и воспев псалмы, приличные времени той потребы, а также сотворив молитву погребения, Зосима сказал в себе: «Должен ли я погребсти тело Преподобной, или, может быть, это блаженной неугодно будет?» И это говоря в мысли своей, увидел он при главе ее следующую сделанную на земле надпись: «Погреби, Авва Зосима, на этом месте тело смиренной Марии, отдай землю земле, моли же Господа за меня, преставльшуюся месяца, по-египетски – фармуфия, по-римски же – апреля в первый день, в самую ночь спасительных Христовых Страданий, по причащении Божественныя Тайныя Вечери» . Сию надпись прочитав старец, вперед подумал: «Кто же писал : ведь святая, по словам ее, грамоты не знала?» Однако возрадовался весьма тому, что узнал имя Преподобной! Узнал он и то, что, когда Преподобная причастилась Святых Христовых Таин, сразу же оказалась на том месте, на коем преставилась. И тот путь, которым он шествовал двадцать дней с великим трудом, она прошла в один час и тут же отошла ко Господу! Славя же Бога, старец, и слезами омочая землю и тело Преподобной, сказал сам в себе: «Время уже тебе, старче Зосимо, повеленное исполнить, но как ты, окаянный, будешь копать землю, не имея в руках никакого орудия?» Стал он было копать небольшим деревцем, лежащим около него, но земля была пересохшая, никак не слушалась труждающегося старца, который копал и копал, обливаясь потом, но без всякого успеха . Вздохнув же из глубины духа, увидел старец огромного льва , который стоял около тела Преподобной и лизал ее ноги. Когда старец увидел зверя, вострепетал от страха, но вспомнил, что Преподобная говорила, что никогда не видела никакого зверя . Осенив же себя крестным знамением, возымел в себе веру , что будет сохранен от всякого вреда силою Лежащия. Лев же начал приближаться к старцу, делая ласковые движения, как бы приветствуя его. Зосима же сказал льву: «Сия великая повелела мне погребсти ея тело, а я очень стар, не могу выкопать могилы и даже не имею орудия, потребного для такой работы, а от монастыря нахожусь в таком расстоянии, что не могу пойти и принести скоро то, что нужно. Выкопай ты когтями своими могилу, чтобы мне предать земле тело Преподобной». И как услышал лев слова, сказанные ему, как сразу своими передними лапами выкопал ров вполне достаточной глубины для погребения тела. Снова старец омыл слезами ноги Преподобной и много просил ее, чтобы молилась за всех , покрыл землею тело ее, которое было почти нагое, только отчасти прикрытое тем рубищем, ветхим, раздранным, которое при первой встрече дал ей старец Зосима.

И отошли оба : лев – во внутреннюю пустыню кротко и тихо, как овца, удалился, Зосима же возвратился восвояси, благословя и хваля Христа Бога нашего. И придя в монастырь, всем монахам поведал о Преподобной сей Марии, ничего из того не скрыв, что видел и слышал от нея.

Все удивились, слыша величия Божия, и стали со страхом, верою же и любовию творить память и почитать день преставления Преподобной сей Марии. Игумен же Иоанн по наставлению от Преподобной нашел в монастыре своем нечто, требующее исправления, и все Божией помощью исправил . Зосима же, пожив богоугодно, скончал в том же монастыре жизнь временную, имея возраст около ста лет от роду, и отошел на вечную жизнь ко Господу...

Бог же, предивная творяй чудеса и великими воздающий дарованиями с верою прибегающим к Нему, да даст награду приобретающим пользу от сея повести, читающим ее и слушающим, и тому, кто постарался предать сию повесть написанию. И да сподобит их благия части Марии сея блаженныя со всеми теми, кто Богомыслием и трудами благоугодили Ему от века. Дадим же и мы славу Богу Царю вечному, да и нас сподобит милость обрести в день судный о Христе Иисусе Господе нашем, Емуже подобает всякая слава, честь, и держава, и поклонение со Отцем и Пресвятым и Животворящим Духом, ныне и присно и во веки веков. Аминь».

Мария Египетская – это святая пятого века, почитаемая православной, католической церковью и некоторыми протестантскими общинами. День памяти Марии 14 апреля в православной церкви и 3 апреля в католической – так указывает Википедия.

Христиане святую признали преподобной, то есть уподобившейся своей жизнью Христу, и равноапостольной. Житие Марии Египетской, написанное Софронием Иерусалимским, уникально как по своему содержанию, так и по изложению.

Повествование начинается с жизнеописания монаха Зосимы, и совсем не случайно. Зосима был иеромонахом и вел праведную жизнь.

Он пребывал в монастыре в постоянном посте и молитве, и гордость обуяла его. Дьявол находит путь к сердцу каждого человека, стараясь сбить его с толку.

Зосиме казалось, что никого нет выше его, лучше его, праведнее его – бедный не понимал, что тонет в бездне собственной гордости и тщеславия.

Господь, будучи милостивым, решил спасти заблудшего и показать ему того, кто превзошел его праведность и христолюбие.

Зосима направился в Иорданский монастырь. По местной традиции, монахи и послушники отправлялись на первой неделе поста в египетскую пустыню, ту самую, в которой в давние времена искушался сам Христос. Взяв с собой немного еды и питья, пошел и Зосима.

Вдруг на пути предстало нечто, похожее на тень. Испуг охватил инока, и отступил он назад. «Дай мне свой плащ», – услышал Зосима вдруг женский голос. Положив свою верхнюю одежду на расстоянии и отвернувшись, монах ждал. Женщина прикрыла обнаженное тело и предстала Зосиме. Кого же увидел монах?

Женщину, истощенную пребыванием в египетской пустыне и постоянным постом, одухотворенную молитвой настолько, что могла подниматься в небо.

Монах было бросился перед ней на колени, но отшельница остановила его.

Несмотря на все свои подвиги, женщина отнюдь не считала себя великой, напротив, просила Зосиму помолиться о ее грехах.

Здесь следует сделать пояснение: несмотря на то, что Христос разрушил ветхозаветные принципы и сравнял полы перед лицом Господа, старые устои еще были сильны в людях.

Если открыть список святых мужчин и женщин, первых будет больше в два-три раза. Поэтому Зосима, увидев, что Бог превознес женщину превыше его, был поражен. Гордость монаха была сломлена, и с большим усердием стал читать он молитвы, славя великого Бога.

Духовное прозрение Марии

Преподобная Мария Египетская стала блудницей в 12 лет. Долгое время она вела разгульный образ жизни, предаваясь различным развлечениям и соблазнам. Однажды девушка встретилась с группой молодых людей, идущих совершить поклонение святым местам Иерусалима. Она последовала за ними, желая приятно провести время в компании мужчин.

Многие говорят, что эта святая – прообраз Марии Магдалины, тоже блудницы, умывшей ноги Иисуса миром и отеревшей своими волосами. Впоследствии она стала одной из самых ярых проповедниц и верных христианок.

Когда они подошли к храму и стали входить внутрь, блудницу вдруг остановила невиданная ей доселе сила. Несмотря на все старания, девушка не могла проникнуть в церковь.

Сначала это удивило ее, затем разозлило, но спустя время она вдруг осознала свои прошлые ошибки, поняла их и стала с неистовой силой возносить молитвы Богородице, икона с изображением которой оказалась в притворе.

Молитва Марии Египетской длилась несколько часов, вокруг нее собрались люди. Говорят, свет начал исходить от женщины. Наконец, войдя в храм, бывшая грешница припала к святыням. Жизнь блудницы изменилась в корне и никогда уже не будет прежней. Она узрела великую силу Господа и поняла, в чем помогает молитва ему.

Забыв о развлечениях и прошлых интересах, она пошла на исповедь и приняла святое причастие. Здесь многие православные удивятся: как же так, женщина с таким грузом грехов причастилась сразу, без подготовки?

Правила, предусматривающие количество и размер подготовки к принятию Святых Тайн, появились значительно позднее пятого века, до этого человек сам решал, достоин ли он принять причастие. Следует также помнить, что для Бога нет ничего невозможного, ведь первым во врата Рая вошел великий грешник, а в Ад – апостол.

Причастие Марии

Семнадцать долгих лет жила в египетской пустыне святая до встречи с монахом Зосимой. Все это время она непрестанно произносила молитвы.

Пищу и питье помогали добывать животные, которых Преподобная безбоязненно подпускала к себе. Дух был крепок и силен, в чем помогает молитва.

Когда отшельница поведала Зосиме о своей жизни, она слезно просила его в следующий раз принести ей Святые Дары и причастить ее в египетской пустыне.

Как и многие святые, она заранее знала о дате своей смерти, ждала ее и желала в последний раз приобщиться к Животворящей Чаше в этом мире.

Зосима выполнил просьбу святой и причастил ее посреди египетской пустыни. Мария заповедовала ему никому не рассказывать о встрече с ней до ее смерти. Придя в пустыню через год, Зосима обнаружил нетленное тело и записку на песке. Она упокоилась через несколько дней после принятия Святых Тайн от него.

Тело же пролежало на жаре, солнце и ветрах почти год и совершенно не испортилось. Поражаясь чудесам Господа, Зосима стал думать, чем выкопать могилу в песке. В этот момент к нему приблизился огромный лев, но не тронул монаха, а выкопал большую яму.

Сотворив молитву за упокой, Зосима сообщил в монастыре о своей чудесной встрече и записал рассказ. Он и лег в основу жития Преподобной Марии Египетской.

Важно! О жизни этой святой был снят православный полнометражный фильм. Видео с ним есть в свободном доступе в Интернете.

Икона Преподобной – один из удивительнейших образов. Женщина изображена на ней с непокрытой головой и с полуобнаженной грудью.

Присмотревшись, можно заметить, насколько худой была эта святая. Четко видны скуловые кости, ребра, позвоночник.

Удивительна работа иконописца, но это не уродует Преподобную. Лик ее остается одухотворенным и прекрасным.

Взгляд святой обращен вверх, на небо. В пустыне она не имела ни креста, ни икон, ни книг. Так просто и обычно отшельница возносила молитвы Творцу, идущие от самого сердца.

Быть может, они были не совсем книжными и правильными, зато искренними и получали ответ от Бога. Блудница и грешница вознеслась на небеса наравне с апостолами – ближайшими учениками Христа – разве это не чудо?

Молитва Марии Египетской

Служба Преподобной происходит на пятой неделе Великого поста и называется «Марьино стояние». На ней читается канон Андрею Критскому и самой святой, вспоминается ее сильнейшее покаяние и долгие дни в пустыне.

Тропарь преподобной Марии Египетской:

О тебе, мати Мария, известен бысть спасения образ, приимши бо крест, последовала еси ко Христу, и деющи учила еси презирати убо плоть, преходит бо, прилежати же о души, вещи безсмертней. Темже и со Ангелы срадуется, преподобная мати Марие, дух Твой.

Кондак преподобной Марии Египетской:

Блудами первее преисполнена всяческими, Христова невеста днесь покаянием явися, Ангельским жительствам подражающи, демоны Креста оружием погубляет. Сего ради Царствия невеста явилася еси, Мария преславная.

Греха мглы избежавши и покаяния светом озаривши твое сердце, славная, пришла еси ко Христу, Сего Всенепорочную и святую Матерь, Молитвенницу милостивную принесла еси ему. Ото нюду же и прегрешений обрела своих оставление, и со Ангелы присно веселишежеся.

• обращение к Церкви грешников;
• обретение покаяния;
• исцеление от болезней и недугов;
• избавление от блуда, сластолюбия и других соблазнов;
• прибавление сил на молитвы;
• защита от врагов, дурных компаний и мотовства;
• усиление и приумножение веры;
• помощь в отношениях между детьми и родителями;
• исполнение всякого доброго прощения.

При жизни эта святая не совершала явные чудеса. После смерти на мощах непрестанно происходят исцеления и другие события, в которые сложно поверить, не увидев своими глазами.

Иконы Марии Египетской также наделены немалой силой. Если держать их в каждом доме и совершать молитвы, то они с легкостью защитят место от врагов и злых людей, помогут не грешить лишний раз и отрезвят мысли.

Важно! Современный мир полон различных соблазнов, а каждому родителю хочется защитить чадо от бед и невзгод. Желание молодежи веселиться и жить на широкую ногу, а не проводить время в молитвах, понятно, но осознание последствий разгульной жизни зачастую приходит слишком поздно.

В чем помогает Мария Египетская? Молитва ей, как в блуднице в далеком прошлом, наделена огромной мощью и поможет справиться с самым дурным влиянием на ребенка. Для того чтобы помощь шла непрестанно, можно положить фото своего любимого ребенка рядом с иконой.

Полезное видео

Подведем итоги

Однако следует помнить, что молитва – это все-таки не заклинание. Сила ее действия в большинстве случаев зависит от веры человека в нее, а также его внутреннего настроя. Не надо полагаться только на слова перед иконой.

Полезно будет рассказать ребенку о святой, показать икону и помолиться вместе. Разумеется, если он уже попал под дурное влияние общества, сделать это будет нелегко. Однако с помощью святой Марии Египетской и Божественного заступления возможно преодолеть любые трудности. Временные радости земного бытия никогда не заменят вечного блаженства на небесах.

Вконтакте