Протоиерей Георгий Шмид.
ОПИСАНИЕ ИКОНЫ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА.
«Иди со звездою, прославь с пастырями,
ликуй с ангелами, воспой с архангелами,
да состоится общее торжество небесных и земных сил»Св. Григорий Богослов.
Икона являет собой связующее звено между вочеловечением
и новым возвращением на землю,
между первым и вторым пришествиями Господа.
Икона не только живо хранит память о совершившемся вочеловечении, -
она постоянно напоминает нам и о предстоящем втором пришествии Господа.
Вот почему в Восточной Церкви икона Христа считается
неотъемлемым элементом христианского вероисповедания
и в ней усматривается «сокращённый» символ веры.Иконе Рождества Христова присущи две характерные особенности: (а) она не служит иллюстрацией того или иного отдельного текста, относящегося к этому Празднику; основой для её изобразительного содержания служат как Св. Писание так и Св. Предание, в силу чего она наглядно показывает и раскрывает догматическое содержание и смысл Рождества во всей его полноте; (б) по своим краскам и по богатству деталей это одна из самых радостных праздничных икон.
Прототипом для классического перевода иконы Рождества Христова послужили изображения этого события на ампулах, небольших сосудиках, в которых паломники приносили домой из Святой Земли масло от лампад, горевших на святых местах. Время их происхождения – IV-VI вв. На них изображались те Евангельские события, на местах которых они изготавливались. Напомним, что на месте Рождества Христова имп. Константин построил храм, криптой которого являлась сама Вифлеемская пещера. В ней и была, как полагают, изображена с предельной исторической точностью та сцена Рождества Христова, которую повторяют ампулы, и которая легла в основу нашей иконографии этого Праздника. Классический перевод иконы Рождества выглядит следующим образом: в центре, на фоне горок, пещера с новорожденным Спасителем в яслях. Над яслями склонились вол и осёл; рядом на одре возлежит Божия Матерь; наверху – ангелы и звезда; с одной стороны от пещеры волхвы идут или едут на поклонение, с другой – пастухи. Внизу по углам обычно изображаются две сцены: это омовение Младенца и сидящий в глубоком раздумье Иосиф, перед которым стоит сгорбленный старик с палкой.
Нетрудно заметить, что в своей описательной части икона соответствует кондаку Рождества: «Дева днесь Пресущественного рождает и земля вертеп Неприступному приносит, ангелы с пастырьми славословят, волсви же со звездою путешествуют, нас бо ради родися Отроча младо, Превечный Бог».
Теперь обратимся от изобразительной части иконы к её содержанию. Здесь можно чётко выделить два аспекта: 1) икона раскрывает сущность события – т.е. факт непреложного вочеловечения Бога: она ставит нас перед видимым свидетельством основного догмата христианской веры и целым рядом своих деталей подчёркивает в равной степени как Божество так и Человечество воплотившегося Слова; 2) образ показывает нам воздействие этого события на естественную жизнь мира, словно даёт перспективу всех его последствий. По словам св. Григория Богослова, Рождество Христово «не праздник создания, но праздник воссоздания», т.е. обновления, освящающего весь мир. В Боговоплощении вся тварь получает новый смысл своего бытия, лежащий в конечной цели её существования, в её грядущем преображении. Вот почему вся тварь принимает участие в совершившемся событии и вокруг новорожденного Богомладенца мы видим представителей всего созданного мира, каждого – в подобающем ему служении, или, более точно – благодарении. Прислушаемся, как осмысливает эту тему песнопение Праздника: «Что Ти принесем, Христе, яко родился еси на земли яко человек нас ради; каяждо бо от Тебе бывших тварей благодарение Тебе приносит: ангели пение, небеса звезду, волсви дары, пастырие чудо, земля вертеп, пустыня ясли, мы же Матерь Деву…». К сказанному икона добавляет ещё приношение от мира животного и мира растительного.
Смысловым и композиционным центром иконы, с которым так или иначе соотносятся все детали, является Младенец: повитый пеленами, Он лежит в яслях на фоне тёмной пещеры, в которой родился(1). Так образ являет нам две основные идеи праздника Рождества, которые пронизывают всё посвященное ему богослужение – это радость всего мира, вызванная явлением в этот мир Всемогущего Бога, и «истощание» Бога ради спасения людей, Его «уничижение». Над Младенцем, словно высокая сень, нависла чёрная бездна Вифлеемской пещеры. Её мрачный цвет и светящиеся белизной одежды Христа напоминают о мире, поражённом грехом по вине человека, в котором воссияло Солнце Правды. Отсюда – двоякая символика пещеры: это и символ сокровищницы, в которой лежит «небесная жемчужина» - Христос, и место упокоения Христа: в ней положили Его мертвое тело после смерти на Кресте. Поэтому белые одежды Младенца и Его ясли напоминают нам одновременно о погребальных пеленах и каменном гробе.
Если упоминание о пещере заимствуется из предания, то о яслях и пеленах говорит Евангелист Лука: «и спеленала Его и положила в ясли» (Лк 2:7). Далее он же указывает на ясли и пелены как на отличительный признак, данный ангелом, по которому пастухи должны были узнать в Младенце своего Спасителя: «И вот вам знамение: вы найдёте Младенца в пеленах, лежащего в яслях» (Лк 2:12)(2). Согласно тексту богослужебной стихиры Праздника ясли являются приношением Богомладенцу от пустыни. Его значение раскрывает св. Григорий Богослов: «Преклонись перед яслями, через которые ты, сделавшийся бессловесным, воспитан Словом» (т.е. возрастаешь, питаясь евхаристическим хлебом). Пустыня (в данном случае пустое, ненаселённое место), предоставившая убежище Спасителю, Которого мир не принял от рождения, был исполнением Ветхозаветного прообраза – пустыни, в которой был явлен прообраз Евхаристии – манна. Одождивый еврейскому народу манну – небесный хлеб – Сам стал евхаристическим хлебом – Агнцем, возносимым на жертвеннике, прообразом которого и являются ясли, приносимые в дар Младенцу Новозаветной пустыней.
Воплощение Бога началось и кончилось уничижением. «Не скиптры и престолы, но последняя нищета; что бо хуждше вертепа, что же смиреннейшее пелен». Пещера, ясли, пелены, о которых говорят свящ. тексты и которые наглядно показывает нам икона – указания на кенозис Божества, Его истощание, на крайнее смирение Того, Кто невидимый естеством, становится видимым плотью человека ради, рождается в пещере, повивается пеленами, предвозвещая Свою смерть и погребение, гроб и погребальные пелены.
В пещере, у самых яслей, мы видим вола и осла. В Евангелиях о них не упоминается. Тем не менее, на всех изображениях Рождества Христова они находятся в непосредственной близости к Богомладенцу. Их расположение в самом центре иконы указывает на важность, которую придаёт Церковь этой детали. Исчерпывается ли их присутствие на иконе чисто практической необходимостью (на осле ехала Божия Матерь, а вола Иосиф привёл на продажу для покрытия расходов)?(3) Максимально близкое расположение бессловесных к Богомладенцу скорее указывает на исполнение пророчества Исайи: «Вол знает владетеля своего, и осёл ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет» (1:3). В жилищах человеческих не нашлось места для воплотившегося Бога, как и потом – «Сын Человеческий не имеет, где приклонить голову» (Мф 8:20); единственное место, которое отвёл народ иудейский новорожденному Христу, стали не их сердца, а Голгофский Крест… На жертвенное служение Новорожденного Спасителя указывает и то, что вол и осёл являлись «чистыми» животными, которых приносили в Иерусалимском Храме в жертву: они, две Ветхозаветные жертвы, склонили свои головы над Одной Новозаветной … Пещера и ясли, в которых возлежало Слово, - жилище животных; их присутствием икона напоминает нам пророчество Исайи и приглашает нас к познанию и разумению совершающейся тайны Домостроительства Божия.
Однако, не Младенец и не ближайшее Его окружение обращает на себя в первую очередь взор, обращённый к иконе. Наше внимание приковывает к себе положение Божией Матери и Ёе место на иконописном пространстве. Этим подчёркивается роль и значение, которые придаёт Церковь Пресв. Деве Марии в Рождестве Христове. Оно созвучно пониманию Рождества как Праздника воссоздания: Пресв. Богородица – «всех земнородных обновление», новая Ева. Как первая Ева стала матерью всех живущих, так новая Ева стала Матерью всего обновлённого человечества, обоженного через вочеловечение Сына Божия. При этом важно помнить: Воплощение есть не только дело воли Божией, но и свободной воли и веры Приснодевы Марии. В этом отношении между волей и верой первой и второй Евы существует принципиальное отличие: первая Ева, мать всех живущих, приняла слова искусителя в райском состоянии, в состоянии безгрешного человека; вторая Ева, избранная Богом Себе в Матерь, приняла эту весть в состоянии падшего человечества. Следовательно, это избрание не отделяет Её от остального человечества, от Её предков и сородичей по плоти, святых или грешных; Она представляет Собою то лучшее, что в них есть. Богоматерь – высшее благодарение Богу, приносимое от лица всего творения Богу. Этим приношением, в лице Божией Матери, падшее человечество даёт свое согласие на свое спасение через Боговоплощение. Икона Праздника наглядно подчёркивает эту роль Богоматери, когда выделяет Её среди всех остальных фигур Её центральным положением, а иногда и размерами. На многих иконах Рождества образ Богородицы – самый масштабный; этим подчёркивается не только Церковное осмысление Её значения в истории Боговоплощения - налицо противопоставление крохотной фигурке спеленатого Христа, «умалившего Себя человек ради» (Флп 2:7).
Положение Божией Матери преисполнено глубокого смысла и непосредственно связано с догматическими проблемами той или иной эпохи. Как правило, Она изображается возлежащей непосредственно возле Младенца на одре, но обычно уже вне пещеры. Изменения в Её положении подчёркивают – в соответствии с необходимостью – то Божество, то человечество Спасителя. Так, иногда Она изображается полусидящей – этим указывается на отсутствие у Неё обычных для рожениц страданий и, следовательно, на девственность рождества и Божественное происхождение Младенца (против несториан). Но в подавляющем большинстве икон Рождества Христова изображение Богоматери выказывает сильное утомление: опираясь на локоть, Она развернулась в противоположную от яслей с Младенцем сторону – Она словно отдыхает от свершившегося чуда. Но это утомление – не есть результат обычных страданий во время родов: оно призвано напоминать нам о непреложном человечестве Младенца. Величие и торжественность происшедшего, так же как и непостижимость акта вочеловечения Бога подчёркнуты красным огненным ложем, обволакивающим Богоматерь.
Итак, центральную группу иконы Рождества составляют Богомладенец и Его Пречистая Матерь; вокруг них расположены многочисленные детали, призванные свидетельствовать о самом Воплощении и о Его воздействии на весь тварный мир.
Вверху справа – ангелы, они выполняют двойное служение: славословят и благовествуют. Вот почему одни из них обращены кверху и славят Бога, другие наклонены вниз, к пастухам, которым возвещают Радостную Весть (Лк 2:10-11)(4). По преданию, стада, пасшиеся по дороге из Вифлеема в Иерусалим, предназначались для храмовых жертв. Поэтому пастухи жертвенных животных первыми среди людей узнали о рождении Мессии, Который взял на Себя все грехи мира. Это простые неискушённые люди, с ними горний мир входит в общение непосредственно в их обыденной рабочей жизни, делая их свидетелями совершившегося чуда. Они внимают ангельской вести; часто один из них играет на свирели, присоединяя тем самым человеческое искусство, музыку, к ангельскому хору(5).
С другой стороны от пещеры – волхвы, ведомые звездою. Её длинный луч указывает прямо на пещеру. Этот луч связывает звезду с частью сферы, выходящей за пределы иконы – символическим изображением горнего мира. Так икона показывает нам, что звезда эта не только космическое явление, но и носительница Вести, исходящей из горнего мира, Вести о том, что «на земле родился Небесный».
Тайна Боговоплощения была открыта неграмотным пастухам непосредственно от Ангела; волхвы же, как люди науки, д.б. проделать долгий путь от знания относительного к знанию абсолютному через изучаемый ими предмет. Согласно св. Василию Великому персидские астрономы из поколения в поколение передавали пророчество Валаама о звезде(7). Вот почему на утрене под Рождество читается в каноне: «Волхва древле Валаама словес ученики мудрые звездоблюстители радости исполнил еси». Звезда является т.о. и исполнением пророчества и тем космическим явлением, изучение которого привело мудрейших из людей «кланятися Солнцу правды». Она – тот свет, который был скрыт от евреев, но воссиял язычникам. Согласно этому Церковь видит в пастухах, первых сынах Израилевых, поклонившихся Младенцу, - начаток Церкви еврейской, а в волхвах – начало Церкви из язычников. Дары волхвов, принесённые Младенцу – «искушено злато яко Царю веков, и ливан яко Богу всех; яко тридневному же мертвецу, смирну Бессмертному» - предрекают Его смерть и Воскресение. Поклонением волхвов Церковь свидетельствует, что она принимает и освящает всякую человеческую науку, идущую к ней, если только относительный свет вне-христианского откровения приводит тех, кто ему служит, к поклонению истинному свету. В этой связи интересная деталь: волхвов обычно изображают разных возрастов, чем в особенности подчёркивается, что откровение даётся людям независимо от возраста и жизненного опыта.
В нижнем углу иконы две женщины купают новорожденного Младенца. Эта сцена основывается на Предании, которое также передают два апокрифических евангелия – псевдо-Матфея и псевдо-Иакова. Две женщины – повивальные бабки, которых Иосиф привёл к Божией Матери. Эта сцена из повседневной жизни ясно подчёркивает человечество родившегося Младенца: Он, Как и всякий новорожденный, подвержен естественным требованиям человеческой природы. Однако, существует и другое толкование: повивальные бабки являются также и свидетельницами Его божественного происхождения. По Преданию они опоздали и не присутствовали при самом Рождестве и одна из них, праведная Саломия (изображается на иконе с венчиком) не поверила, что у Девы может родиться Младенец. За свое неверие она была наказана: у неё отнялась рука, дерзнувшая удовлетворить её любопытство. Раскаявшись и прикоснувшись к Младенцу, она исцелилась.
Ещё одна деталь иконы особенно подчёркивает, что в Рождестве Христовом «побеждается естества чин»: это Иосиф. Он не входит в центральную группу с Младенцем и Его Матерью – он не является отцом и подчёркнуто отдалён от Неё. Перед ним, под видом сгорбленного старика-пастуха, стоит искушающий его диавол. Иногда его изображают с маленькими рожками или с хвостиком. Значение Праздника как «воссоздания» придаёт особый глубокий смысл присутствию диавола и его роли как искусителя. Здесь икона, основываясь на Предании, передаёт также и содержание некоторых богослужебных текстов, в которых говорится о сомнениях Иосифа и его смутном психологическом состоянии. Последнее выражается на иконе его горестной позой и подчёркивается чёрным пятном пещеры, на фоне которой иногда изображается Иосиф. Предание, передаваемое также апокрифами, повествует о том, как диавол, искушая Иосифа, говорил ему: «как из этой сухой палки не м.б. листвы, так у Девы не м.б. потомства». И тотчас палка процвела. Аргумент диавола: «это невозможно, потому что противоречит законам природы» - принимая различные формы, постоянно возвращается, походя через всю историю Церкви; на нём основывались многие ереси. Поэтому в лице Иосифа икона вскрывает не только его личную драму, но и драму общечеловеческую, драму столкновения двух миропониманий, двух мироощущений: того, для которого нет другого мира, кроме плотского, постижимого разумом, которое не может согласовать человеческие мысли и чувства с тем, что «паче слова и разума», и того, которое ощущает соприкосновение с миром сверхъестественным, в результате чего просвещается и осмысливается. На одних иконах Божия Матерь изображается смотрящей на Младенца, слагая в сердце Своём всё сказанное о Нём, или прямо перед Собой на внешний мир; но на других Она смотрит на Иосифа, словно выражая Своим взглядом сострадание к его состоянию. Так Церковь призывает нас терпимо и сострадательно, а не враждебно, относится к человеческому неверию и сомнению.
Таково изложенное в общих чертах содержание иконографии Рождества Христова, установленное каноном Православной Церкви. Отступление от этого неизбежно приводит к искажению и утере главного в Св. Писании и в иконографии – исторической действительности и догматического содержания. Так, западная иконография более склонна к замене последнего бытовым и сентиментальным, чем сводит содержание Праздника к трогательной семейной сцене. В итоге такое понимание Рождества Христова не возвышает наш ум и чувства к познанию тайны Боговоплощения, а низводит эту тайну до нашего житейского уровня. Оно оставляет нас в обычном нашем состоянии, озабоченными нашими мирскими трудностями, не указывая нам пути к их разрешению.
Икона Рождества Христова не исключает человеческого, мирского и психологического элементов: мы видим и человеческое знание (у волхвов), труд и искусство (у пастухов), и естественное человеческое чувство (у Иосифа). Но эта естественная человеческая жизнь мира изображена в её соприкосновении с миром сверхъестественным, в силу чего всякое явление человеческой жизни находит своё место, осмысляется и просвещается. Так икона возвышает ум и чувства к созерцанию и познанию тайны Боговоплощения, делая нас участниками духовного торжества.
(1) В Евангельских повествованиях об обстоятельствах Рождества Христова пещера не упоминается: о ней мы узнаём из Предания. Древнейшее из известных письменных свидетельств о ней относится ко II веку: в своей книге «Диалог с Трифоном иудеем» (ок. 155-160 гг.) св. Иустин Философ сообщает, что «т.к. Иосифу не было места, чтобы остановиться в этой деревне, он устроился в пещере, недалеко от Вифлеема».
(2) По некоторым свидетельствам, ясли, в которых был положен новорожденный Христос, просуществовали до IV в. В начале V в. блаж. Иероним не без сожаления писал: «О, если бы мне было дано видеть ясли, в которых возлежал Господь! Но увы, из-за чувства благоговения ко Христу, мы убрали глиняные ясли и заменили их серебряными. Но для меня насколько ценней те, которые убрали … Тот, Кто родился в них, осуждает серебро и золото …».
(3) См. Четьи Минеи, декабрь.
(4) Иногда небесных вестников изображают в виде трёх коленопреклонённых фигур, покровенные руки которых выражают готовность принять Святыню.
(5) Другой вариант: сцена с пастушком, играющим на свирели и собирающим вокруг себя послушных овец, как будто изолирована от других композиций: здесь нет ни поклонения, ни удивления и страха перед случившимся. В то же время его красные одежды, повторяющие цвет ложа Богоматери, приобщают его «таинству странному и преславному». Слушая благовествующего ангела, пастух, словно наполняет всё произведение тихой музыкой, сообщающей о великой радости обновления всего «тварного» мира, который «воплотившееся Слово» приводит к состоянию блаженства и покоя.
(6) Волхвов считали языческими царями (Ис 60:3; Пс 71:10), представителями трёх возрастов человеческой жизни и трёх рас Земли.
(7) Звезда вообще ассоциировалась с приходом на землю Мессии – Христа. Она указана в пророчестве Валаама: «Восходит звезда от Иакова» (Чис 24:17), а также в Откр (22:16), где Христос назван «звездою светлою и утреннею», озарившей землю светом евангельского дня.
www.vladimirsobor.spb.ru
Рождество Христово подробно описано лишь в одном Евангелии - от Луки:
"В те дни вышло от кесаря Августа повеление сделать перепись по всей земле. Эта перепись была первая в правление Квириния Сириею. И пошли все записываться, каждый в свой город. Пошел также и Иосиф из Галилеи, из города Назарета, в Иудею, в город Давидов, называемый Вифлеем, потому что он был из дома и рода Давидова, записаться с Мариею, обрученною ему женою, которая была беременна. Когда же они были там, наступило время родить Ей; и родила Сына своего Первенца, и спеленала Его, и положила Его в ясли, потому что не было им места в гостинице" (Лк.2:1-7).
В Евангелии от Матфея говорится, что Иисус родился в Вифлееме в правление царя Ирода.
Исходя из сведений, указанных евангелистами, учёные пытались вычислить точную дату, когда родился Иисус Христос. Наиболее вероятная дата Рождества - 7 год до н.э. - именно в этот год была проведена упомянутая Лукой перепись императора Августа. Впрочем, здесь существует противоречие с упомянутым тем же Лукой правлением Квириния в Сирии: он начал править только в 6 году н. э., что противоречит тому, что Иисус родился в правление Иудеей царем Иродом, который умер в 4 году до н. э. (по другим данным, в 1 году до н. э. или 1 году н. э.). Еще одна вероятная дата Рождества Христова - 12 год до н.э., когда над Землей прошла камета Галлея, которая могла быть упомянутой в Евангелии от Матфея Вифлеемской звездой.
О Рождестве Христовом говорится и в апокрифических источниках: Протоевангелии Иакова и Евангелии Псевдо-Матфея. В апокрифах описывается, что Иосиф и Мария остановились в пещере (известной сейчас как "Пещера Рождества"), где Мария и родила Иисуса, пока Иосиф ходил искать повивальную бабку:
"Иосиф пошел искать опытную женщину, и когда он возвращался в пещеру, Мария уже родила Святое Дитя. И сказал Иосиф Марии: я привел Тебе двух женщин, Зелому и Саломею. Они ждут у входа в пещеру и не могут войти из-за слишком яркого света. Мария, слыша это, улыбнулась. И сказал ей Иосиф: не смейся, но будь осторожна, как бы не понадобилась Тебе какая-либо помощь. И он приказал одной из женщин войти. И когда Зелома приблизилась к Марии, она сказала Ей: позволь мне прикоснуться. И когда Мария позволила ей, женщина воскликнула громким голосом: Господи, Господи великий, милостивый! смилостивись надо мной. Я никогда не подозревала и не слышала ничего подобного: грудь Ее полна молока и у Нее Дитя мужского пола, хотя Она Дева. Ничего нечистого не было при зачатии и никакой болезни в рождении. Девой Она зачала, Девой Она родила и Девой Она остается!
Другая женщина, по имени Саломея, слыша слова Зеломы, сказала: тому, что я слышу, я не поверю, если не удостоверюсь. И Саломея, приблизившись к Марии, сказала Ей: позволь мне прикоснуться к Тебе и удостовериться, что Зелома сказала правду. И когда Мария позволила, Саломея прикоснулась и тотчас же иссохла рука ее и, почувствовав сильную боль, она стала плакать весьма громко и кричать, и сказала: Господи, Ты знаешь, что я всегда боялась Тебя, что я всегда ходила за бедными, не принимая вознаграждения; я ничего не брала от вдов и сирот и никогда не отсылала прочь от себя недужного, не оказав ему помощи. И вот я стала несчастной из-за неверия моего, оттого что осмелилась усомниться в Твоей Деве! И когда она говорила так, прекрасный юноша появился перед нею и сказал ей: приблизься к Младенцу и поклонись Ему, и прикоснись к Нему рукой твоей, и Он исцелит тебя, ибо Он Спаситель мира и всех, кто уповает на Него.
И тотчас Саломея подошла к Младенцу и, кланяясь Ему, она прикоснулась к краю пелен, в которые Он был завернут, и сейчас же выздоровела рука ее. И выйдя, она стала разглашать и рассказывать о чудесах, которые видела, и как она пострадала и была исцелена; и многие поверили проповеди ее" (Евангелие Псевдо-Матфея, глава 13).
Саломея (иногда вместе с Зеломой) изображается на многих православных иконах Рождества Христова: Саломея помогает пеленать младенца Христа или купает его. В ранних изображениях Рождества Богоматерь нередко предстает сидящей, в отличие от более позднего канона, где преобладают изображения лежащей Богородицы. Сидящая поза Марии должна была подтверждать понятие о том, что Богоматерь безболезненно родила Христа и поэтому, в отличие от всех женщин, не нуждалась в отдыхе после родов. Однако позже, примерно к 9-10 векам, в Византии сформировался канон с лежащей Богоматерью, который также находит свое утверждение в богословских текстах, соотносящих Рождество Христово как начало пути Спасителя с его финалом, с Голгофой: лежащая Богородица, обычно отвернувшаяся от Младенца, глядящая в сторону, прозревает будущие крестные страдания Сына. Из-за яслей, где лежит младенец, выглядывают вол и осёл. Эти животные - символы разных народов, которым принес Христос спасение: вол символизирует иудейский народ, а осел - язычников. Иосиф изображается сидящим в задумчивой позе и беседующим с одним из пастухов. Ангелы славят Христа. Также на православных рождественских кионах изображены известные евангельские сюжеты - благовестие пастухам, и .
Андрей Рублёв. Рождество Христово
| 08 января 2014 года |
Евдокимов П.Н.
До IV века Рождество Христово праздновалось одновременно с Крещением; тем самым оно входит в величественное целое Святых Богоявлений; этим объясняется, что икона Рождества Христова светится сиянием «трисолнечного света». Прикровенное присутствие Пресвятой Троицы невидимо заливает все своим светом, создавая высшую догматическую гармонию и оправдывая наименование этого дня как «Праздника Светов». В богослужебных книгах он именуется также «Пасхой». Литургический год протекает, таким образом, между двумя равно значимыми полюсами: Пасхой Рождества и Пасхой Воскресения, каждая из которых уже свидетельствует о другой.
Рождество Христово.
Икона письма прп. Андрея Рублева. 1405 г.
Благовещенский собор Московского Кремля
Не претендуя на окончательность формулировок, можно все-таки отметить различные акценты церковных традиций. На Западе, под влиянием францисканцев, празднование Рождества приобретает более красочный характер, включая столь популярное сооружение ясель. Набожное чувство умиленно сосредоточивается на человеческом аспекте тайны; это очень интимный праздник «Святого Семейства»: Младенца Иисуса, Его Матери Марии и плотника Иосифа. Такая композиция весьма распространена на Западе и совершенно неведома Востоку. В ней на первом плане Человек-Бог, а не Богочеловек.
Восток, строго хранящий верность догматическому Преданию, решительно отсекает подобную эмоциональность. Это заметно уже в порядке праздничных богослужений. В следующий за Рождеством день празднуется Собор Пресвятой Богородицы, а в ближайшее воскресение – память праведных Иосифа Обручника, праотца царя Давида и Иакова, брата Господня, – не как членов «семейства», но как действительных архетипов тайны; наконец, 1 января (по старому стилю) особо вспоминают святителя Василия, как одного из главных защитников Никейского догмата.
Содержание богослужения передает основоположный воспитательный принцип. Оно – не средство, но самостоятельный образ, модус жизни, и потому носит существенно теоцентрический характер. Участвуя в богослужении, человек приучается сосредоточиваться не на самом себе, а на Боге, на Его величии. Литургический свет освещает человеческую природу и изменяет ее, – но это лишь вторичное, бескорыстное его действие. Человек не должен ничего добавлять к присутствию Божию. Временами человеку следует не стремиться всеми силами к какой-то утилитарной цели, а всем существом раскрыться в чистом славословии, подобно царю Давиду, плясавшему перед ковчегом. Тому же учат ангелы. Во время литургии они в трепете закрывают крыльями свои лица. В праздник Рождества литургический теоцентризм подчеркивает чудо. Но чудесно не то, что ограниченное способно вместить Беспредельного, – чудесно непостижимое самоограничение Того, Кто беспределен, Его безмерное Человеколюбие , благодаря которому Он умаляется и является в образе Сына Человеческого. Праздничное песнопение прекрасно выражает это с помощью искусно подобранных контрастирующих образов:
«Днесь рожда́ется от Де́вы, руко́ю всю содержа́й тварь:
пелена́ми я́коже зе́мен повива́ется, И́же существо́м неприкоснове́нен Бог.
В я́слех возлежи́т утверди́вый небеса́ сло́вом в нача́лех»
.
Литургические тексты говорят больше о Боге, облекающемся плотью, чем о Младенце из Вифлеема: «Нас бо ра́ди роди́ся Отроча́ мла́до, преве́чный Бог» . Младенец упоминается ради того, чтобы с большей силой подчеркнуть сияние Божества в человечестве: рождение Бога.
Догматическое содержание праздника выступает в строгой иерархии ценностей: прежде всего, это – Бог в Его нисхождении, затем – чудо Девственного материнства, ответ Бога на fiat, «да будет», произнесенное Марией, которое было непременным условием Воплощения с человеческой стороны, несказанным «коррелятом»: творение зачинает собственного Творца; наконец, цель любви Божией к человеку – обожение человека: «Сообра́зен бре́нному умале́нию, растворе́нием, Христе́, быв, и прича́стием пло́ти го́ршия, подав Боже́ственнаго естества́, земле́й быв, и пребы́в Бог» . В воспитательных целях мысль постоянно возводится от осязаемого к тайне: «И́же держа́вною руко́ю созда́вый тварь, утро́бы зри́тся зда́ние» .
«Ваши же блаженны очи, что видят...», – говорит Господь (Мф. 13, 16). И Церковь поет: Поклоня́емся Рождеству́ Твоему́, Христе́, покажи́ нам и Боже́ственная Твоя́ Богоявле́ния (стихира навечерия, глас 6-й). На рассматриваемой иконе свет как бы является точкой перспективы, чтобы направить всю композицию к Его восшествию.
Икона эта написана в XVI веке и принадлежит Новгородской школе. Ее первоначальная композиция, вероятно, восходит к изображению в храме, основанном Константином на самом месте Рождества. Возвращаясь из Святой Земли, паломники несли святой еле́й (масло) в сосудах, на которых, в основных чертах, уже имелось это изображение (IV и V века).
С необыкновенной ясностью и простотой икона точно воспроизводит евангельское повествование, причем делает это таким образом – и в этом сила ее воздействия, – что догматическое содержание в едва неуловимых тонкостях запечатлевается в душе верующего и продолжает звучать в ней почти с музыкальным изяществом.
Зеленый, красный, коричневый и пурпурный цвета создают цветовую гамму, хорошо сочетающуюся со сдержанным изяществом линий. Ничего лишнего, главное прекрасно выделено, композиция продуманно выверена. Тщательно отработанные пропорции подчинены уравновешенности всего целого и четкой ритмичной композиции каждого сюжета. Стройность рисунка мягко сочетается со всей хроматической гаммой. Мастерское сочетание теплого пурпурного, струящегося золотом красного и звонкого зеленого тонов с высветленными участками свидетельствует о высокой художественной зрелости иконописца. В музыке чувство наслаждения вызывается некоторыми аккордами; в изобразительном искусстве наивысшее проявление гармонии достигается чистой красотой, непосредственно отражающей божественное, прежде всякого дидактического воздействия содержания иконы. Каждая фигура, каждая сцена вводится в единую композицию, симфонию иконы с помощью продуманных ассонансов, созвучий и диссонансов. При этом цвет и форма не просто отражают мир сей, – иконописец воспользовался колоритом, чтобы усилить выразительность линий; он обращается одновременно к зрительной и слуховой восприимчивости и благодаря строгости стиля достигает полноты звучания.
После первых мгновений созерцания иконы вас охватывает внутреннее волнение, и словно отдаленное, но все яснее звучащее пение, возникает ощущение тихой радости: Матерь Жизни дарует грешному миру радость, осушает слезы.
На рассматриваемой иконе Вифлеемская звезда возникает из священного треугольника, вписанного в божественную сферу. Идентичная композиция с изображением трех световых лучей встречается и на иконах Богоявления и свидетельствует о едва уловимом присутствии Голубя. Но здесь присутствие Духа Святого явно; на звучащую из древности мольбу Исаии, подлинный эпиклезис со стороны человечества: (Ис. 64, 1), Бог ответил: «Дух Святой найдет на Тебя, и сила Всевышнего осенит Тебя» (Лк. 1, 35). Дух, по слову отцов Церкви, есть вечное Радование Отца и Сына, Радость о зачатии нового. Потому-то, согласно святому Григорию Богослову, Рождество есть праздник «вос-создания», потому и преисполнено радостью рождественское богослужение: «Вселе́нная, услы́шавши, просла́ви со А́нгелы и па́стырьми хотя́щаго яви́тися Отроча́ мла́до Преве́чнаго Бо́га» (кондак предпразднства, глас 3-й).
Из верхнего треугольника выходит один луч, он означает Единосущие Божие; выходя же из звезды, он расщепляется на три, указывая этим, что все Три Лица участвуют в домостроительстве спасения.
Ликование становится все явственней: «Не́бо и земля́ днесь проро́чески да возвеселя́тся, А́нгели и челове́цы духо́вно да торжеству́ют» . Повод для такой радости действительно потрясает: «Не́бо и земля́ днесь совокупи́шася, ро́ждшуся Христу́: днесь Бог на зе́млю прии́де, и челове́к на небеса́ взы́де»; «игра́ет же вся тварь ро́ждшагося ра́ди в Вифлее́ме Спа́са Го́спода», «да ликовству́ет у́бо вся тварь и да игра́ет» (стихиры на литии). «Прииди́те, ви́дим, пи́щу в та́йне обрето́хом... та́мо обре́теся кла́дезь неиско́пан, из него́ же Дави́д пи́ти дре́вле возжада́ся. Та́мо Де́ва, ро́ждши Младе́нца, жа́жду уста́ви а́бие Ада́мову и Дави́дову» (икос по 6-й песни канона). Человек пал так тяжко, что рисковал утратить не только образ Божий, но и образ человеческий. Бог стал человеком, дабы восстановить первоначальный образ и потрясающее достоинство чада Божия. «Теперь все новое» (2 Кор. 5, 17). Это – воссоздание, возобновление того, чему начало было положено в раю, когда Бог во время «прохлады дня» беседовал с человеком (Быт. 3, 8).
Евангельское повествование о Рождестве поэтично передается кондаком праздника (творение Романа Сладкопевца), который служит литургическим вдохновением иконы: «Де́ва днесь Пресу́щественнаго ражда́ет, и земля́ верте́п Непристу́пному прино́сит; а́нгели с па́стырьми славосло́вят, волсви́ же со звездо́ю путеше́ствуют; нас бо ра́ди роди́ся Отроча́ мла́до, Преве́чный Бог» .
Изображение плавно разворачивается от фигуры в правом нижнем углу; ее вертикальное положение подчеркивается помещенным выше пастырем (эсхатологическая поза, человек-дерево, незыблемый столп между землей и небом); движение описывает круг и замирает в центре композиции, где мир-Shalom Царства: в Вифлееме «рай нам отве́рзеся» , в яслях возлежит «Гроздь Жизни».
Екклезиаст в своем незапамятно-древнем пессимизме всматривался в небо и видел расстояние: «Бог на небе, а ты на земле» (Еккл. 5, 1); пророк Исаия не может сдержать нетерпение, невыносимое для еврейской души: «О, если бы Ты расторг небеса и сошел!» (Ис. 64, 1). Фигура справа представляет именно Исаию , а в его лице и весь сонм ветхозаветных пророков. Динамизм Духа, говорившего устами пророков, дает ход движению и придает всему целому особую выразительность.
Рождество Христово. Икона.
Новгородская школа. Перв. четв. XVI в. ГИМ
Правая рука Исаии указывает на Младенца, сидящего на коленях повивальной бабки Соломониды . Сцена омовения Младенца указывает на то, что Он, будучи долгожданным Мессией, в то же время поистине есть Сын Человеческий: «Произойдет отрасль от корня Иессеева, и ветвь произрастет от корня его; и почиет на Нем Дух Господень» (Ис. 11, 1-2). Одновременно жест указывает на большой куст с зеленеющим побегом; мы видим рядом прообраз, тень вещей и само событие: символическое древо и символизируемого им Младенца. В этом также единство двух Заветов: один восполняется другим. Левая рука Исаии лежит на записях, сделанных по велению Божию: «Возьми себе большой свиток и начертай на нем человеческим письмом: Магер-шелал-хаш-баз» (Ис. 8, 1). Это имя сына пророчицы, им означен конец грозного времени и наступление времени отрады, мессианского времени, «ибо младенец родился нам... Князь мира» (Ис. 9, 6). Величайший пророк Исаия является пророком веры, исповедания ее удивительной силы, отворяющей врата Тайны. Одежды Исаии иконографически сближают его с Иоанном Крестителем и пророком Илией; они – одежды мученика. Согласно иудейскому преданию, Исаия принял мученический венец при Манассии; став одним из «гонимых друзей» Жениха, он является достойнейшим свидетелем Рождества.
В богослужении упоминается и другое пророчество, обращающее наш взгляд к Младенцу: «Волхва́ дре́вле Валаа́ма словесы́ ученики́, му́дрыя звездоблюсти́тели, ра́дости испо́лнил еси́, звезда́ от Иа́кова воссия́в, Влады́ко» . Везде мы встречаем центральный символ света. Звезда предвещает зарю, а за ней ослепительное полуденное сияние Солнца Правды, «просвещающего сидящих во тьме и тени смертной» (Лк. 1, 79) ; «истле́вша преступле́нием, по Бо́жию о́бразу бы́вшаго, всего́ тле́ния су́ща... па́ки обновля́ет му́дрый Соде́тель» . «О, бездна богатства и премудрости и ведения Божия! Как непостижимы судьбы Его и неисследимы пути Его!» (Рим. 11, 33). Неиссле́димы, но веду́т в сердеви́ну Боже́ственного Человеколю́бца: «...Прича́стием пло́ти го́ршия пода́в Боже́ственнаго естества́» (канон, песнь 3); [ср. 2 Пет. 1, 4, «соделались причастниками Божеского естества» ]. «Евы окая́нную утро́бу кля́твы дре́вния разреша́ющее го́рькия», «стезю́ прохо́дну небесе́ полага́ет нам» . Но величие события, когда Христос «приклонил небеса и сошел», не исчерпывается тем, что Он взыскал так низко павшего человека. Есть еще тревожная тайна: враг; и литургические тексты crescendo , с нарастающей силой, указывают на это: «Врага́ смиря́я вознесе́нную горды́ню... да па́дшаго к Себе́ привлече́т первозда́ннаго» . Чтобы показать, до какой степени Господь «приклони́л небеса» , вводится тема трех отроков в «пещи́ о́гненной» : «Спаса́ет... ю́ныя... их же венча пла́мень, незави́стно Го́споду, подаю́щу благоче́стия ра́ди ро́су», «им же повину́ся огнь мно́гий» (7-я песнь). Среди трех отроков, «ходя́щих среди́ огня́, и нет им вреда́» , является таинственный четвертый , «подо́бный Сыну Бо́жию» . Здесь вкратце вся тайна Рождества и Воплощения. «Слы́ши не́бо, и внуши́ земле́, да подви́жатся основания, да прии́мут тре́пет преиспо́дняя: я́ко Бог же и Творе́ц в плотско́е оде́яся зда́ние» . «Я́ко на руно́, во чре́во Девы сшел еси́ дождь, Христе́, и я́ко ка́пли на зе́млю ка́плющия» ; «нече́стно беся́щийся от развраще́ния ми́ра, низложи́л еси́, Всемо́щне, грех» . То, что Бог совершил ради человека – «Посети́л ны есть свы́ше Спас наш, Восто́к восто́ков, и су́щии во тьме и се́ни обрето́хом и́стину» – больше, чем просто его спасение: «Та́инство стра́нное ви́жу и пресла́вное: Не́бо – верте́п; Престо́л Херуви́мский – Де́ву; я́сли – вмести́лище, в ни́хже возлеже́ Невмести́мый Христо́с Бог, Его́же воспева́юще, велича́ем» (ирмос 9-й песни).
В приведенных текстах ясно ощущается нечто неизмеримо большее, нежели лирическое переживание. Тайна столь величественна, даже страшна, что приходится ограничиться как бы намеками, остальное же, по мудрому совету святого Григория Богослова, «да будет почтено молчанием». Крест – это «суд над судом», как говорит святой Максим Исповедник, подразумевая, что наша благая мысль распята, поражена бессилием перед величием Воплощения. Да и как могло бы быть иначе, продолжает святой Максим, если оно «заключает в себе смысл всех тайн Писания» и «тот, кто проникает далее Креста и Гроба, приобщается тайне Воскресения, узнает, ради чего Бог сотворил все». Все заключено в едином событии и отражается в нем. Святой Иоанн Златоуст говорит, что праздник Рождества уже содержит Богоявление, Пасху и Пятидесятницу. Святой Григорий Нисский учит, что «тройная преграда: смерть, грех и поврежденная природа – есть порождение греховной воли». То, чего Адам не смог достичь в своем превозношении, Бог осуществляет вместо него в Своем уничижении. На сатанинское завистливое вожделение Божественного Бог щедро отвечает даром обожения. «На зе́млю сшел еси́, да спасе́ши Ада́ма, и на земли́ не обре́т сего́, Влады́ко, да́же до а́да снизше́л еси́ ища́й». «Я́коже све́та свети́льник, ны́не плоть Бо́жия под зе́млю я́ко под спуд кры́ется, и отгоня́ет су́щую во а́де тьму» .
В Евангелии не упоминается вертеп; об этих тайных глубинах земли говорит Предание. Икона верно следует литургическим текстам и дает поразительное их истолкование: темный треугольник пещеры, сумрачный провал входа в ее глубины, – это ад. Чтобы достичь бездны и стать «сердцем творения», Христос таинственно избирает местом Своего рождения глубину пропасти, где зло таится с особой силой. Христос рождается под сенью смерти, Рождество приклоняет небеса до ада, и мы созерцаем лежащего в яслях Вифлеемского Агнца, победившего змия и даровавшего миру мир (молитва после Литургии).
На иконе Христос ничем не напоминает идиллический образ младенца; Он – уже муж скорбей (Ис. 53, 3). Символы крещения – крест и купель – прообразуют крещальную купель Богоявления; сразу вспоминается полная драматизма 6¬я глава Послания к римлянам, где о крещении говорится как образе смерти. Действительно, пелены Младенца в точности таковы же, как погребальные пелены, изображаемые на иконе Воскресения, и странная неподвижность Вифлеемского Агнца заставляет вспомнить слова из утрени Великой Субботы: «Сия́ бо есть благослове́нная Суббо́та. Сей есть упокое́ния день, во́ньже почи́ от всех дел Свои́х Единоро́дный Сын Бо́жий» . «Спит Живо́т, и ад трепе́щет» . Конечную цель этого покоя указывают и рождественские песнопения: «Плени́цы грехо́вные разреша́яй пелена́ми», «пелена́ми повива́ется, разреша́ет же многоплете́нные плени́цы прегреше́ний» ; пелены, то ли младенческие, то ли погребальные, пророчествуют о попрании смерти через смерть. Волхвы, как это подсказывается текстами, предызображают жен-мироносиц. Бог посылает волхвов, чтобы они поклонились Ему, предсказывая своими дарами – золотом, ладаном, смирной – Его Тридневное Воскресение, «искуше́но зла́то, яко Царю́ веко́в: и лива́н, я́ко Бо́гу всех: я́ко тридне́вному же мертвецу́, сми́рну Безсме́ртному» .
Младенец на иконе помещен точно на высоте «золотого соотношения», «золотого сечения»: это – классическая пропорция Креста. Таким образом, в иконе присутствует Крест, а Младенец находится в средокрестии.
Он лежит в вертепе, это уже схождение Слова в ад и, быть может, самое яркое изображение пролога Евангелия от Иоанна: «Свет во тьме светит» (Ин. 1, 5). Абсолютная полярность, содержащаяся в этих словах, заставляет понимать «тьму» в ее предельном значении как тьму преисподней и указывает на весь драматизм Божественного Промысла в истории: во времени осуществляется мучительнейшее сосуществование Света и мрака, Бога и сатаны... В вечности же «пра́ведное возсия́ Со́лнце», «егда́ снизше́л еси́ к сме́рти, Животе́ Безсме́ртный, тогда́ ад умертви́л еси́ блиста́нием Божества́» (догматик и тропарь воскресные, 2-й глас).
Рядом с яслями вол и осел: это снова отсылка к пророчеству Исаии: «Вол знает владетеля своего, и осел – ясли господина своего; а Израиль не знает (Меня), народ Мой не разумеет» (Ис. 1, 3). Символизм жертвенного тельца и ослицы, на которой Царь въезжает в Иерусалим, дополняется изображением пастухов с овцами и растений; все это не имеет ничего общего с буколической идиллией, а указывает на мессианское достоинство Младенца: «Он будет питаться молоком и медом, доколе не будет разуметь отвергать худое и избирать доброе» (Ис. 7, 15). Земля обетованная есть образ Царства Мессии, где течет молоко и мед (Исх. 3, 8). Евангелие от Матфея (4, 15-16) цитирует пророчество Исаии (9, 2) и связывает его с вестью о рождения Христа: «Будут выгонять волов и мелкий скот» (на гору мессианскую, Ис. 7, 25); все это точно отражено в иконе.
Но пастухи сразу напоминают нам и образ Пастыря-Мессии. Значение пещеры проливает очень любопытный свет на притчу о Добром Пастыре (Ин. 10, 1-21), которая предстает как толкование Иоанном «сошествия во ад». Двор овчий, где овцы ждут истинного Пастыря, Мессию, есть ад, «долина смертной тени» (Пс. 22, 4). Кто не дверью входит во двор овчий, тот «вор и разбойник» (Ин. 10, 1). Вор – имя сатаны, который не может войти через дверь – Христа, и проникает к овцам кривыми путями лжи. Пастырь-Мессия, «зовет своих овец по имени и выводит их» (Ин. 10, 3), Он является для того, чтобы вывести их из двора овчего – ада, даровать им жизнь, обновить человечество, «приводя́ вся к Све́ту Живоно́сному» . Тема Пастыря обретает новую глубину: Он не только охраняет и ведет, Он также изводит от смерти к жизни.
Таким образом, икона являет всю полноту своего эсхатологического и мессианского содержания: она возвещает о Рождестве, в котором все уже сбывается, и о повергающей в трепет тайне Бога, становящегося Человеком, и о всем, что следует из этих событий. Вечность и время здесь сплетаются. Действительно, в Проскоми́дии , которой начинается православная Литургия, приносится Агнец, «закланный от создания мира»; это заклание в вечности божественной любви. Евхаристический Агнец возлагается на ди́скос и, совершив как бы это предвечное заклание, священник устанавливает над Агнцем звезди́цу , – звезду Вифлеемскую, произнося при этом: «И прише́дши звезда, ста верху́, иде́же бе Отроча́» (Мф. 2, 9); так начинается Литургия, в которой осуществляется заклание во времени.
Вифлеемский Агнец есть уже Агнец Евхаристический. Некогда в пустыне еврейскому народу служила пищей манна, «хлеб с неба» (Ин. 6, 31). Ныне в глубинах адской пустыни предлагается «Хлеб Жизни». «Прииди́те, возра́дуемся Го́сподеви, настоя́щую та́йну сказу́юще: средосте́ние граде́жа разруши́ся, пла́менное ору́жие плещи́ дае́т, и Херуви́м отступа́ет от дре́ва жи́зни, и аз ра́йския пи́щи причаща́юся» . По преданию, Крест был сделан из древесины райского «древа жизни». Крест, водруженный в сердцевине космоса, расцвел вновь зеленеющим Древом Жизни, предлагающим плод бессмертия – святую Евхаристию.
«Ра́дуйся, Звездо́, явля́ющая Со́лнце. Ра́дуйся, Заре́ та́инственного Дне». Рядом с пещерой возлежит облеченная в царскую порфиру Basilissa – Царица Богоматерь. Она устало склонила голову на руку, взгляд Ее погружен в созерцание Благовестия спасения, Она «сохраняет все слова сии, слагая в сердце Своем» (Лк. 2, 19). Она, Мать, однако, смотрит не на Младенца; Она принимает всех нас и признает нас за Свое новорожденное дитя; вместе с тем, тут раскрывается все Ее достоинство. Она – «цвет человечества», Та, в Ком все человечество произнесло fiat, «да будет».
Смысл этого прекрасно истолковывает Николай Кавасила: «Благовещение было не только подвигом Отца, Его Силы и Его Духа, но также и подвигом воли и веры Пресвятой Девы. Без согласия Пренепорочной, без участия Ее веры это намерение было бы столь же неосуществимо, как и без вмешательства Самих Трех Божественных Лиц. Только лишь после того, как Бог Ее научил и убедил, Он Ее берет Себе в Матери и заимствует у Нее плоть, которую Она желает Ему предоставить. Точно так же, как Он добровольно воплощался, желал Он, чтобы и Матерь Его свободно и по Своему полному желанию Его родила» . Новая Ева, Матерь всех людей, Она от лица всех произнесла Свое fiat, «да будет», и потому Она представляет Церковь. Virgo fidelis , Верная Дева, Она ответила человеческой верностью на непреложность божественного обещания. Именно в Ней исполнилось высшее упование Израиля, именно в Ней осуществились надежды, предвосхищения и предзнаменования, ключ к уразумению которых дает божественная мудрость.
«Пре́жде век от Отца́ рожде́нному нетле́нно Сыну, и в после́дняя от Де́вы воплоще́нному безсе́менно, Христу́ Бо́гу возопии́м...» (ирмос 3-й песни канона), – таинственное Отцовство Бога отражается в человечестве чудесным Материнством Девы. Более сходное с рождением Слова Его Отцом, чем с естественным человеческим зачатием, это чудо указывает, что абсурдно представлять Богоматерь «одной из женщин». Зачав вопреки законам естества и оставаясь Приснодевой, Она изображается на иконах с тремя звездами (на голове и на плечах) – знаками Ее приснодевственности до Рождества Христова, в Его Рождении и после него. Отчетливо выделяясь на окружающем фоне, возлежащая Дева представляет человечество, Она – башня в видении Ерма, Церковь. На это указывают Ее литургические именования, получающие соответствующее воплощение на иконе: Гора́ хва́льная, Гора́ Де́ва (4-я песнь канона), Гора́ несеко́мая, Гора́ свята́я. На этом празднике новотворения Она – наивысший дар, какой человечество когда-либо принесло Богу. «Что Тебе́ принесе́м, Христе́, я́ко яви́лся еси́ на земли́, я́ко Челове́к нас ра́ди? Ка́яждо бо от Тебе́ бы́вших тва́рей благодаре́ние Тебе́ прино́сит: А́нгели пе́ние, небеса́ звезду́, волсви́ да́ры, па́стырие чу́до, земля́ верте́п, пусты́ня я́сли, мы же Ма́терь Де́ву» . Тысячелетиями, из поколения в поколение, человечество готовило этот дар, и вот, на Ее чистоте почил Святой Дух. Это таинственное присутствие Церкви до Иисуса, совпадение устремлений народа израильского и язычников, – племя Измаила ведь уже исповедало Ее Приснодевство.
Слева на иконе изображен Иосиф в глубоком раздумье. Его как бы обособленность явно говорит о том, что не он является отцом Младенца. Литургические тексты передают тревожное смущение Иосифа, его сомнения: «Сия́ глаго́лет Ио́сиф к Де́ве: Мари́е, что де́ло сие́, е́же в Тебе́ зрю? Недоуме́ю и удивля́юся, и умо́м ужаса́юся...» Перед Иосифом стоит диавол в обличии пастуха Тирса, на некоторых иконах он изображается в виде старика с рогами и хвостом. В апокрифах приводятся его искусительные слова: «Как этот посох [он сломан или погнут, это сломанный знак его прежней власти], как этот жезл, лишенный жизненных соков, не может покрыться листвой, так и от такого старца, как ты, не может никто родиться, а дева не может зачать», – и в тот же момент посох покрывается цветами. «Бу́рю внутрь име́я помышле́ний сумни́тельных, целому́дренный Ио́сиф смяте́ся, к Тебе́ зря небра́чней... уве́дев же Твое́ зача́тие от Ду́ха Свя́та, рече́: Аллилу́ия» .
В лице Иосифа икона изображает извечную, всеобщую драму, суть которой всегда одна и та же. Искуситель заявляет, что не существует ничего, кроме видимого мира, и нет иного способа рождения, кроме естественного. Этим отрицается надмирное начало, и в этом трагизм искреннего атеизма, «косного сердца». На некоторых иконах лик святого Иосифа выражает тревогу, почти отчаяние («бурю внутрь имея помышлений сумнительных»), и Пресвятая Дева смотрит на него с бесконечно-глубоким состраданием.
Евангельское благовестие обращено к вере и встречает препятствие сомнения. Страдание Матери отражает страдание Самого Бога, ожидающего ответа свободной воли. Как говорится в богослужении, мы приносим Богу более ценный дар, нежели земные сокровища, – богатство истинной веры.
Рождество Христово.
Двусторонняя икона-таблетка.
Новгород Великий, XVI в. Сергиев-Посад. ЦАК МПДА
В верхней части иконы видны волхвы, лошади которых изображены замечательно легко и живо. «Рождество́ Твое́, Христе́ Бо́же наш, возсия́ ми́рови свет ра́зума, в нем бо звезда́м служа́щии, звездо́ю уча́хуся Тебе́ кла́нятися...» «Многонача́лие челове́ков преста́... Многобо́жие и́долов упраздни́ся» ; «му́дрыя звездоблюсти́тели... язы́ков нача́ток вводи́мый, прия́л же еси́ я́ве» . Здесь кроется великая тайна премудрости Божией. Даниил в Вавилоне, аравиец Иов, царица Савская, повелительница Аравии, или Мелхиседек, царь Салима, без отца, без матери (Евр. 7, 3), «святые» и «праведные», они хоть и были вне Израиля, но «угодили» Богу, ибо «чтили Его и стремились к правде». Отцы часто говорят о «посещениях Слова» прежде Его явного прихода. Наряду с Заветом с Израилем, существует Завет с язычниками; их знание Бога – уже определенная форма веры в Провидение и Его участие в истории: «Слово Божие никогда не переставало являться роду человеческому» (свт. Ириней Лионский). Космическое ожидание Рождества Христова сближает мессианские чаяния иудеев и пророческое вдохновение языческих мудрецов: «Одним Бог дал закон, другим – пророков» (свт. Климент Александрийский). Человеколюбие Божие во все времена принимает жаждущих правды. И если лучшие из них – «рожденные Словом» пророки, то это потому, что превыше человеческого знания и любых умственных построений их сияет Вифлеемская звезда; она указывает путь к Логосу, ведет к теогнозису, богопознанию, и учит молитвенному поклонению. Члены «царственного священства» (1 Пет. 2, 9), философы и ученые, все служители Культуры, в той мере, в какой она есть культ Духа, вдохновляются Параклитом – Святым Духом Утешителем – к славословию. Оправдание их творчества – в светлых прозрениях, когда культура выходит за пределы видимого мира и в пророческом предвосхищении начертывает образ Царства. На некоторых иконах Рождества пастыри радостно играют на свирелях: «Па́стырие свиря́юще, ужа́сно светоявле́ние получи́ша: сла́ва бо Госпо́дня облиста́ их, и А́нгел, воспо́йте, вопия́: я́ко роди́ся Христо́с, отце́в Бог Благослове́нный» (тропарь 7-й песни канона). «Орга́ны уклони́ша плаче́вныя пе́сни... вавило́нскую же разреша́ет лесть всю, и мусики́йския соста́вы, в Вифле́еме возсия́в Христо́с. Тем, воспева́юще, воспои́м...»
Ангелы в золотисто-красном – отблеск величия Божия – предстают на иконе в своем двойном служении: ангелы слева устремлены ввысь, к Источнику Света, здесь – неумолкающее славословие, небесная Литургия; правый же ангел склонился к пастуху, он служит человеку, возвещает ему Воплощение. В его позе сквозит нежность ангельского покровительства, неусыпность ангела-хранителя. В тихий час молчания мы можем ощутить его присутствие, услышать его голос, тот голос, который в Царстве Небесном покажется нам самым близким, самым родным, почти нашим собственным...
Завершающий взгляд на икону дает ощущение чистой радости, даруемой Параклитом – Духом-Утешителем: «Христо́с ражда́ется, сла́вите, Христо́с с небе́с, сря́щите. Христо́с на земли́, возноси́теся. По́йте Го́сподеви вся земля́, и весе́лием воспо́йте, лю́дие, я́ко просла́вися» .
ИКОНОГРАФИЯ РОЖДЕСТВА ХРИСТОВА
День Рождества Христова установлен в честь рождения в Вифлееме Богородицей Божественного Младенца Иисуса Христа и с IV в. отмечается церковью 25 декабря (по новому стилю - 7 января). С того же времени это событие получает свое воплощение в изобразительном искусстве.
Один из основных мотивов икон Рождества - приветствие явления Христа в мир и поклонение Богу как Царю и Судие. Весь миp: ангельский сонм, волхвы с дарами, пастухи и даже Вифлеемская звезда поклоняются Богомладенцу.
В основу изобразительного сюжета легли рассказы евангелистов Матфея и Луки и апокрифические книги, в первую очередь Псевдо-Матфей и Протоевангелие Иакова, где приведены все подробности, отраженные в иконах. Так называемая ковровая композиция иконы изображает на одном уровне события, произошедшие в разных местах и в разное время, так что мы видим их одновременно. Согласно апокрифическому Псевдо-Матфею, животные поклонились Христу в яслях на третий день по Рождеству, а волхвы, дошли до Иерусалима и Вифлеема лишь через два года. Это не мешает изображать волхвов в сцене Рождества рядом с вертепом и яслями. Акценты расставляются с помощью цвета и расположения частей изображения.
Сюжет Рождества, один из первых «исторических», а не только символико-аллегорических сюжетов, довольно часто появляется, например, в римских катакомбах (в катакомбе св. Себастьяна IV-V в. изображены вол и осел, склонившиеся над яслями с Богомладенцем). Раннехристианская иконографическая схема сюжета Рождества с некоторыми вариациями сохранилась по сей день. Со временем византийское искусство выработало стойкий канонический образец, в котором соединены все эпизоды предания и который послужил образцом для композиционного построения Рождества Богоматери и Рождества Иоанна Предтечи.
Русская иконография Рождества получила свое начало в Византии. Самые древние русские изображения, непременно присутствующие в праздничном ряду иконостаса, следуют византийскому канону. Позже стала бытовать неполная схема, появились отступления от канона.
Согласно решению Стоглавого Собора 1551 года («Стоглав собор бывший в Москве при Великом Государе Царе и Великом Князе Иване Васильевиче в лето 7059»), эталоном иконописи были признаны иконы письма Андрея Рублева как «наиболее православные» и каноничные: «Писати живописцамъ иконы съ древнихъ образцовъ, како греческия живописцы пишутъ или писали, и какъ писалъ Рублевъ, …а от своего замышления ничтоже претворяти».
В руководстве по иконографии, «Иконописном подлиннике С.Т.Большакова (1903 г.), приведен канон: «Еже по плоти Рождество Господа Бога и Спаса нашего Иисуса Христа. Рождество Христово пишется: 3 ангели зрят на звезду, у предняго риза лазорь, а у двух ангел бакан, ангел благовестит пастырю, риза киноварь, испод лазорь, на пастухе риза бакан, Пречистая лежит у вертепа, риза багор, Спас млад во яслех лежит повит, ясли вохра, вертеп черн, а в него глядит конь до половины, а с тругую сторону корова видит, до половины, три ангела над вертепом, гора вохра с белилом, с правую сторону волсви поклонились, три их, един стар, брада Власьева, в шапке, риза празелен, испод киноварь, вторый средний брада Козмина, в шапке, риза киноварь, испод дичь, третий млад аки Георгий, в шапке, риза багор, испод дичь лазорь, а вси по сосуду держат в руках вохряна, под ними гора, а в горе вертеп, Иосиф Обручник на камени седит, брада апостола Петра, риза празелен, испод бакан, а рукою закрылся, а другою подперся, а пред ним стоит пастырь, сед, брада Иоанна Богослова, плешат, риза козлятина мохната, лазорь с чернилом, в руке три костыли, а другую ко Иосифу протянул, за ними пастырь млад, риза киноварь, а гонит козыи козлы черны и белы и полосаты. В пол горы седит баба Соломия, риза спущена до пояса, испод белила, руки голы, а держит Христа рукою, а другую руку в купель, риза киноварь, испод лазорь».
Итак, в композиции иконы Рождества Христова представлены такие события: Богоматерь возлежит в вертепе (пещере) у яслей. Над лежащим в яслях Младенцем склонились осел и вол (или лошадь и корова). Сверху на пещеру падает луч света от Вифлеемской звезды. Справа вверху традиционно изображены ангелы (или один ангел), благовествующие пастухам (реже - одному пастуху); слева три ангела - олицетворение сил небесных; ниже часто следует сцена поклонения волхвов. Еще ниже - повитуха с Младенцем на руках или две повивальные бабки, омывающие младенца. Тоже внизу - сомневающийся Иосиф с предстоящей ему фигурой.
На иконе могут изображаться и иные события: сцена избиения младенцев (царь Ирод повелел истребить всех младенцев, младше двух лет от роду), благовещение Иосифу, бегство в Египет Иосифа, Марии и Сына Божьего (по наущению ангела), явление ангела волхвам, шествие волхвов, спасение младенцев Иоанна Предтечи и Нафанаила и другие.
БОГОРОДИЦА
В центре композиции иконы Рождества Христова - Богоматерь. Обычно Она представлена перед входом в пещеру лежащей на ярко-красном ложе (вне зависимости от того, в какую сторону Она обращена), что подчеркивает реальность Рождества и тем самым - Боговоплощения. Согласно католической традиции, Богородицу изображают сидящей, склонившейся над яслями, делая таким образом особый упор на непорочности, девстве Богородицы (обычное Ее именование - Дева Мария). В Православной церкви Мария чаще именуется Матерью Божией, Богородицей. Православию важна реальность Рождества, а следовательно, реальность Боговоплощения, соединения Божественной и человеческой природы (с XVII в. под влиянием западной традиции Богоматерь иногда начинают изображать и сидящей у яслей).
Богородица изображена отвернувшейся от спеленатого Христа. Это положение Богоматери указывает на то, что рожденный Ею Богомладенец принадлежит уже не Ей, а всему миру. Также этот поворот символизирует обращение Богородицы к миру, для которого отныне Она должна стать заступницей и утешительницей.
Гора, в которой мы видим пещеру с яслями, традиционно ассоциируется с Богоматерью, а пещера в таком случае может быть истолкована как Ее чрево. Пещера символизирует также падший мир, в котором воссияло «Солнце правды» - Христос.
ЯСЛИ
Рядом с Девой Марией - Богомладенец, лежащий в яслях. Голова его в крестчатом нимбе - обычном иконографическом атрибуте Христа.
Иоанн Златоуст говорит, что ясли изображают Престол небесный, а скот - предстояние ангелов.
Ближайшими ко Христу изображаются животные - вол и осел (часть всемирного поклонения, тварь поклоняется Творцу). Они не упоминаются в Евангелии. Традиционно в качестве библейского источника приводится пророчество Исайи, в котором сведены вол, осел и ясли в отношении к Господу: «Вол знает владетеля своего, и осел ясли господина своего; а Израиль не знает Меня, народ Мой не разумеет» (Ис 1:3).
Толкователи этого сюжета сходятся на том, что вол (всю жизнь проводящий в ярме) - это символ евреев, Израиля (живущих в рамках Закона), а осел - символ язычников. И между ними изображается божественный Младенец, который приемлет и тех, и других и освобождает их из-под ярма: одних - из-под ярма закона, других - поклонения идолам.
На русской почве из-за утери понимания смысла этого изображения вол и осел часто заменяются на привычных в сельском обиходе корову и лошадь.
ЗВЕЗДА
Вверху изображается полукруг неба со звездой, из которой исходит луч, падающий на лежащего в яслях Младенца (иногда три луча - по образу Троицы). Именно Вифлеемская звезда привела к месту рождения Спасителя волхвов и пастухов. Поэтому внимание персонажей часто оказывается сосредоточенным на звезде. Звезда определяет ось композиции, и луч, падающий на ясли Младенца, указывает на главное чудо этого момента - Рождение «Сущего прежде век», положение в ясли Необъятного, повитие пеленами Того, Кто «покрывает небо облаками».
По словам св. Иоанн Златоуст, звезда была не просто физическим явлением, но «ангельской силой». Трактовалась звезда и как Святой Дух. В некоторых поздних изображениях Рождества в XVII—XVIII вв. звезда заменяется ангелом.
ПАСТУХИ
На иконе Рождества непременно изображаются два-три пастуха - молодые и старец (реже - один пастух). Старец - одна из наиболее любимых русскими иконописцами фигур, на иконах XV-XVI вв. его именуют «пастырем», а на некоторых иконах XVII в. - Аненом. Пастухи, первыми из всех людей узнавшие о Рождестве Спасителя, - это простые души, «ничтожные мира сего». Господь в своей проповеди возвысил образ пастуха, сказав о Себе «Я есмь Пастырь добрый». Пастыри в изображениях Рождества выражают восторг, упоение чудом, на которые способны лишь «чистые сердцем» и «нищие духом». Тут же (выше) изображается и благовестие им ангелов.
ВОЛХВЫ
Ведомые Вифлеемской звездой волхвы - старец Гаспар, юноша Мельхиор и средних лет Валтасар - первые язычники, пришедшие поклониться Христу и принесшие ему дары (три возраста подчеркивает то, что Божественное Откровение дается людям независимо от возраста и жизненного опыта).
Волхвов в каком-то смысле можно противопоставить пастухам. Они -ученые люди, познавшие всю мудрость человеческую и доступную познанию язычников Премудрость Божию, разлитую в природе. Волхвы искали на небе и на земле только истину и не остановились ни перед какими препятствиями, когда благая весть о рождении Того, Кто сказал о Себе «Я есмь Путь и Истина и Жизнь», явилась им в виде звезды.
Дары волхвов Богу - золото, ладан и смирна. Иоанн Златоуст пишет, что они символизируют науку, любовь и послушание, которые восточные мудрецы приносят Богу. Блаженный Августин и святитель Григорий Двоеслов видят в дарах волхвов признание Христа Царем (приношение золота), Богом (приношение ладана) и Человеком, готовым умереть (приношение смирны).
АНГЕЛЫ
В верхней части композиции представлено ангельское воинство, славословящее и поющее: «Слава в вышних Богу и на земли мир, в человецех благоволение». Ангелы учат петь вместе с собой пастырей, а заодно и всех людей.
ОМОВЕНИЕ ХРИСТА
В нижней части иконы представлено омовение младенца Христа, которое совершают две женщины (реже - одна). Повитуха была приведена в пещеру праведным Иосифом. Увидев чудесные роды, она позвала в пещеру другую женщину, Саломею, у которой все происходящее вызвало сомнение. Описание последующих событий читаем в Предании (Псевдо-Матфей): «И только протянула Саломея палец, как вскрикнула, и сказала: Горе моему неверию, ибо я осмелилась искушать Бога. И вот рука моя отнимается как в огне... и тогда предстал перед нею ангел Господень, и сказал ей: Саломея, Саломея, Господь внял тебе, поднеси руку свою к младенцу и подержи Его, и наступит для тебя исцеление и радость. И подошла Саломея, и взяла Младенца, сказав, поклонюсь Ему, ибо родился великий Царь Израиля. И сразу же исцелилась Саломея».
Сцена омовения Христа Саломеей появляется в Рождественских композициях позднее самих изображений Рождества, одними из первых искусствоведы называют киворий из собора Сан-Марко в Венеции (V в.) и кафедру Максимилиана (550 г.). Вторая женщина (обычно изображена льющей воду в купель) иногда именуемая Зеломией.
Изображение купания Младенца вновь подчеркивает истинность пришествия Бога во плоти, свидетельствует о действительном Боговоплощении. В купании Младенца можно видеть прообраз Крещения Господня.
ИОСИФ ОБРУЧНИК
Последний необходимый элемент иконографии Рождества — изображение сидящего в задумчивости Иосифа. Такая поза связана с его сомнениями после Благовещения.
Сомнения Иосифа в иконографии Рождества материализуются в фигуру старца в козлиных шкурах, стоящего над ним. Эта фигура вызывала и вызывает у исследователей множество споров. Одним этот странный старец кажется просто пастухом, пришедшим побеседовать с Иосифом о тайнах Домостроительства Божия; другим - Иаковом, апокрифическим сыном Иосифа, якобы сопровождавшим отца в Вифлеем и также бывшего свидетелем Рождества Спасителя; третьим - пророком Исайей, предсказавшим рождение Младенца Девою (но против этого свидетельствует отсутствие нимба над его головой), четвертым - воплощением сомнений Иосифа в образе диавола (который иногда представляется с рожками или хвостиком). Последнее толкование самое распространенное. В таком случае кривая клюка старца символизирует ложь, на которую он опирался в беседе с Иосифом. В их этом диалоге, по мнению исследователей, показано столкновение двух миров: рационалистического, не желающего верить в чудо, а значит и в любые формы жизни духовной, и мира Духа, в котором человек неподвластен земным законам.
http://www.lectures.edu.ru/default.asp?ob_no=16400
